Публицистика
Социальный кризис / революционная ситуация в России

Россия еще не исчерпала свой лимит революций: в ней уже появились революционеры-подпольщики и террористы-народовольцы

Желание разбрасывать камни

Журнал "Эксперт", 09.05.2011
(приводится с комментариями)

Станислав Кувалдин

Российское общество стало опасно терпимым к политическому насилию. И это станет препятствием на пути к политической свободе

Образ борца-подпольщика слишком многими в России востребован
Фото: ИТАР-ТАСС

Вынесен приговор по делу Никиты Тихонова и Евгении Хасис. Коллегия присяжных большинством голосов признала их виновными и не заслуживающими снисхождения в подготовке и осуществлении убийства адвоката Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой. Суд назначил Тихонову пожизненное заключение, а Хасис - восемнадцать лет лишения свободы. Сторона защиты, которая намерена обжаловать приговор, настаивает на том, что обвинение приводило в качестве доказательств детали, не имеющие отношения к делу, например фотографии отрезанной головы в ноутбуке Евгении Хасис или обнаруженные у Тихонова инструкции о том, как жить на нелегальном положении, избегать слежки, как вести себя при задержании. Впрочем, если эти детали не являются прямым доказательством в деле об убийстве, то создают довольно выразительный образ - борцов-подпольщиков, преданных своему делу и не сообразующихся в своей деятельности с законом и властями. Этот образ лишь по-разному комментируется сторонниками и противниками Тихонова и Хасис, но сам по себе сомнению не подвергается.

И так ясно

Тихонов и Хасис - русские националисты. Но не стоит считать, что такие типажи и взгляды возможны лишь в националистической среде. Радикальный национализм дает внутренне противоречивые ответы на вопрос о том, почему следует отвергать существующий порядок. Однако побудительные мотивы к тому, чтобы этот порядок отвергнуть, могут предшествовать любому идеологическому самоопределению. Более того, ряд инцидентов последнего времени заставляет думать, что идеология - далеко не самый важный вопрос при переходе к антисистемным действиям.

Этой весной в Москве произошло несколько взрывов около объектов, принадлежащих силовым структурам. Последний - 3 мая у здания ОВД "Замоскворечье". Мощность взрыва составила около50 граммовв тротиловом эквиваленте. Ранение получил прапорщик МВД, решивший проверить подозрительный пакет. В начале марта взрывные устройства, начиненные поражающими элементами, сработали около Академии ФСБ на Мичуринском проспекте и у дома на улицы Милашенкова, где проживают сотрудники ведомства. Жертв тогда, к счастью, не было.

Убедительных версий о том, кто и зачем решил взорвать ФСБ в начале марта, до сих пор не появилось. Точно так же неизвестно, кто положил пакет со взрывчаткой у ОВД "Замоскворечье" и связано ли это со взрывами у объектов ФСБ. Исполнители - анонимы. Ответственности за взрыв никто на себя не взял.

26 апреля произошел взрыв у здания ГИБДД в Волгограде. Его мощность составила около400 граммовв тротиловом эквиваленте. Обошлось без жертв. В тот же день у Академии МВД в городе было обнаружено гораздо более мощное устройство - его заряд оценивался в 13 - 14 килограммов тротила. Устройство было начинено поражающими элементами. Его удалось вовремя обезвредить. По данным следствия, обе бомбы, скорее всего, были изготовлены одними и теми же лицами. Но кто эти лица, неизвестно, причем версии не сводятся к ожидаемому "кавказскому следу". Официально дело о взрыве было возбуждено по статье "Хулиганство", и среди прочего следствие рассматривает версию о "попытке политической дестабилизации". Кто и зачем это делает - тоже покрыто туманом.

Если бы было точно установлено, что взрыв в Москве или Волгограде организовали северокавказские исламисты, все воспринималось бы в привычной плоскости. Исламистов в России (если говорить о большинстве населения) привыкли воспринимать как угрозу - кровавая статистика не дает шанса иной точке зрения. В этом случае ФСБ или МВД воспринимаются как силы, которые нас защищают.

Когда летом прошлого года группа молодых людей в Приморском крае убивала милиционеров, на многих заборах, от Владивостока до Калининграда, появились надписи, прославляющие "подвиг приморских партизан". На YouTube и сейчас можно найти запись, в которой участники группы (отряда? банды?) объясняют, почему они взялись за оружие. Определять их политические убеждения - неблагодарная и бесполезная работа. Какие-то реплики можно посчитать националистическими, какие-то анархистскими, кто-то при углубленном анализе вычленит в этом салате и вовсе странные ингредиенты вроде вытянутого вверх а-ля Доку Умаров указательного пальца (парни, наверное, и не догадывались, что этот жест означает "Аллах един") - но все это мартышкин труд. Тот, кто писал на российских заборах лозунги "Слава приморским партизанам", просто поддерживал саму войну с милицией и милиционерами - за те многочисленные грехи, которые он за ними числит.

Теперь можно

Эти разрозненные факты пока не дают четкой картины, но все же достаточны для убедительного ощущения: по крайней мере часть общества готова выдать индульгенцию на политическое насилие, в том числе (а может, и прежде всего) направленное против государственной власти, и вообще на действия, противоречащие существующему законодательству о политической деятельности. И здесь бессмысленно искать конкретных возмутителей спокойствия с четко различимой идеологической окраской. Во время подготовки к процессу над Тихоновым и Хасис националисты уже начали говорить о необходимости разделить движение на легальное и нелегальные крылья - то есть они признают, что нелегальное направление деятельности в современных условиях возможно и необходимо. "Единственная форма взаимодействия между легальным и нелегальным националистическим движением возможна только в форме правозащиты. А также в артикулировании интересов национального большинства, которые состоят вовсе не в том, чтобы бегать по подворотням и резать дворников" - это цитата из беседы корреспондента "Эксперта" с членом политсовета Русского общенационального движения Владимиром Тором. Впрочем, националистов заставило рассуждать на эти темы конкретная нужда: свидетельские показания на Тихонова лидера легальной националистической организации "Русский образ" Ильи Горячева (впоследствии названные им самим оговором под давлением следователей).

До организационных обобщений дошли не все, но уж точно не приходится считать, что антисистемные настроения присутствуют лишь в националистической среде. Председатель "Правого дела" Леонид Гозман сейчас тоже говорит о том, что нынешний режим может рухнуть в результате революции (при этом партия почему-то настойчиво ждет, когда ее саму возглавит, не теряя государственной должности, какой-нибудь представитель обреченного на революционный слом режима). Алексей Навальный, ставший кумиром для людей самых разных убеждений, заявляет в интервью "Нью-таймс", что нынешняя власть сменится отнюдь не в результате выборов. Конечно, это могут быть лишь разговоры - но ведь и они не возникают на пустом месте и рассчитаны на понимание благодарных слушателей.

Если вместе с рассуждением о возможности, а тем более о необходимости революции в стране тебе автоматически не выписывают билет в гетто для экзотических маргиналов, значит, в стране что-то идет не так. Когда похабный рисунок на Литейном мосту в Питере приводит в восторг публику из самых разных слоев общества - это тоже не лучший признак. Именно в такой ситуации политическое насилие рано или поздно входит в число допустимых средств ведения политической борьбы - если не одобряемых, то с сочувствием принимаемых обществом. Сейчас проявления такого насилия похожи на стихийные поступки одиночек с не всегда внятным идеологическим посылом. Но эти одиночки не так одиноки, а идеологическая кристаллизация не такое уж хитрое дело. Тем более что готовые предложить свои услуги могут найтись на самых разных политических флангах.

Если вместе с рассуждением о необходимости революции в стране тебе автоматически не выписывают билет в гетто для экзотических маргиналов, значит, в стране что-то идет не так

Не ново

Можно, конечно, стыдить общество за сочувствие или равнодушие к антисистемным действиям в стране с "проблемной" революционной историей. Но все же не стоит забывать, что довлеет дневи злоба его. И если сейчас казавшиеся безупречными в 1990-е рассуждения о том, что Россия исчерпала лимит революций, уже не кажутся всем столь же убедительными, значит, для этого есть причина в проблемах сегодняшнего дня. Точка зрения и образ действий маргиналов перестают быть маргинальными, когда слишком многое не вписывается в "мейнстрим". Это симптомы того, что какие-то существующие в обществе силы и настроения "корчатся безъязыкие" и находят свой выход в различных пароксизмах: кто-то перечисляет деньги Навальному, кто-то превращает борьбу за загородный лес в борьбу с режимом, а кто-то изготавливает бомбы. Это разные люди и разные силы - сейчас их объединяет то, что они одинаково не вписаны в систему.

Претензии к системе могут быть вполне убедительными - общество "на уровне ощущений" знает о повседневной жизни правоохранительных органов достаточно, чтобы не относиться к ним как к своей опоре и защите; точно так же оно осведомлено о том, что интересы "начальства" - это отнюдь не всегда "народные интересы". О том же, что система политической конкуренции у нас выстроена идеально, не решаются говорить даже первые лица государства. Все это, впрочем, не отменяет объективной истины: любые антисистемные акции - всегда вызов существующей власти, а политическое насилие - вызов серьезный. Тот, кто его бросает, вряд ли может рассчитывать, что власть вступит с ним в диалог. Точнее, может лишь в том случае, когда уровень насилия будет таким, что не считаться с ним власть уже не сможет, или идея, во имя которой оружие берется в руки, объединит вокруг себя достаточно много сторонников.

Что в данном случае действие, а что противодействие - спор о курице и яйце. Поддержка насилия на данном этапе - когда силы, готовые его поддержать, слабы или неорганизованны - означает перечеркивание возможности какого-либо разговора с властями. Расчет же "на будущие переговоры об условиях прекращения насилия" - это очень опасная игра, из которой власть может выйти победителем, причем победителем хмурым и суровым.

В 1881 году министр внутренних дел, на тот момент второй человек в государстве, Михаил Лорис-Меликов постановил организовать сенатские ревизии "в видах выяснения народных нужд". Материалы ревизий должны были рассматриваться особой комиссией с участием выборных лиц. Предполагалось, что этот шаг станет ответом на очевидный политический кризис, в котором российская власть оказалась к концу царствования Александра II: реформы к тому времени фактически приостановились, в том числе под впечатлением от волны политического террора, организованного народовольцами…

"Народная воля" была, безусловно, маргинальной организацией, объединявшей кучку революционно настроенной молодежи. Однако она действовала в обществе, где многие готовы были понять (хоть и слегка ужаснувшись) сделанный ими выбор. Потому что власть - это одно, а народ - другое, потому что прогрессивный голос никто не слушает или еще по какой-то причине. Эта точка зрения пережила и убийство Александра II. Вступивший на трон Александр III решил, что спасение России - в полицейских мерах и укреплении самодержавия. И по-своему был прав. Россия начала развиваться совершенно по-другому. Вплоть до революции.

Источник: http://expert.ru/expert/2011/18/zhelanie-razbrasyivat-kamni/