Кузовков Ю.В. Теория национальной демократии. Новая экономическая, социально-историческая и демографическая концепция, основанная на историческом анализе и синтезе. Lambert Academic Publishing. 2012.
ISBN 978-3-8484-2953-0

Раздел 5. Условия экономического роста

В экономике ничто не вызывает большего интереса, чем вопрос о том, как обеспечить экономический рост. Этим вопросом интересуются не только экономисты и политики, но и широкие массы населения, благополучие которых, заработок и осуществление жизненных планов на будущее во многом зависят от того, насколько успешно правительство и экономика страны справятся с задачей обеспечения экономического роста.

В то же время, ни по одному другому экономическому вопросу нет большего разнообразия различных мнений среди экономистов. Некоторые из этих мнений и существующих теорий экономического роста рассмотрены ниже.

Сформулированные в предыдущих разделах теории и концепции, основанные на историческом синтезе и анализе, позволяют выработать новый взгляд и на то, какие условия являются наиболее важными для обеспечения экономического роста, и сформулировать на этой основе теорию экономического роста. Далее в настоящем разделе рассматриваются и сами эти наиболее важные условия.

Глава XVII. Теория экономического роста

17.1. Некоторые примеры существующих взглядов и теорий

17.1.1. Теория первоначального накопления капитала

Одной из наиболее «древних» теорий экономического роста, доживших до сегодняшнего дня, является теория первоначального накопления капитала. Понятие «первоначальное накопление капитала» было впервые введено в трудах Адама Смита и развито Марксом в виде теории первоначального накопления. Согласно данной теории, условиями промышленного производства (и экономического роста) являются:

- образование массы неимущих свободных пролетариев;

- накопление капитала, необходимого для создания капиталистических предприятий, посредством экспроприации имущества и денег у населения и у других стран (колониальный грабеж).

По мнению Маркса, именно «грабеж» населения (сгон крестьян с земли и захват их земельных участков, разорение крестьян и ремесленников), ограбление колоний и иные виды «грабежа» (в т.ч. экспроприация и приватизация государственной собственности) послужили источником накопления капитала, а также создали класс неимущих пролетариев, и тем самым обеспечили Промышленную революцию XVIII века и успешное развитие капитализма в Англии и в других странах Западной Европы [1].

Актуальность данной теории для сегодняшнего дня обусловлена тем, что, например, идеологи рыночных реформ в России в 1990-е годы проводили прямые параллели между осуществлявшимися ими методами «шоковой терапии» и «методами первоначального накопления», описанными Марксом. Так, в книге Е.Т.Гайдара «Государство и эволюция» (1997 г.), посвященной реформам 90-х гг., одна из глав называется «Первоначальное накопление»; А.Б.Чубайс в своих интервью неоднократно называл процессы, происходившие в 90-е гг., «первоначальным накоплением капитала» [2].

Между тем, экономические историки еще в 1960-1970-е годы подвергли критике утверждения Маркса о том, что ограбление населения и колоний явилось основным источником капитала для развития промышленности Англии и других стран Западной Европы в XVIII-XIX вв. Их возражения сводятся к тому, что, во-первых, наличие капитала играло не главную, а второстепенную роль в индустриализации, более важную роль играли другие факторы. Во-вторых, в подавляющем большинстве в роли промышленных капиталистов выступали не те, кто обогатился в результате «методов первоначального накопления», а представители среднего класса. По мнению французского историка Ж-Ф.Бержье, сделанные ими выводы опровергают марксистскую теорию первоначального накопления [3]. В частности, он пишет:

«Почти все предприниматели начинали с маленького завода, который они построили сами или приобрели, и с такого же маленького числа работников. Они развивали свой бизнес за счет собственных средств или займов со стороны маленького круга родственников, друзей или знакомых. Более того, они и не могли поступать по-другому, поскольку очень редко имели доступ к большим капиталам, принадлежавшим банкирам, купцам или крупным землевладельцам. Расширение или реновацию своего завода они должны были проводить за счет собственной прибыли.

Самофинансирование было правилом на заре индустриализации. … И на втором ее этапе самофинансирование позволяло крупным предприятиям расширяться за счет мелких и менее прибыльных предприятий. В действительности даже тогда бизнесмены не вкладывали больших средств в виде промышленных инвестиций, и банковский сектор не удовлетворял нужды промышленности вплоть до 1850 года и после этого» [4].

Такое же мнение высказывает английский историк К.Хилл со ссылкой на исследования процесса индустриализации Англии: «Новая промышленность XVIII века создавалась медленно и мучительно самими основавшими ее предпринимателями, лишь очень редко им в этом помогали местные провинциальные банки» [5].

Не согласны современные историки и с тезисом Маркса о пауперизации населения в ходе английской индустриализации XVIII века. Например, они указывают на то, что средняя реальная заработная плата в Англии уже к 1721-1745 гг. выросла на 35% по сравнению с серединой XVII в. и продолжала расти в последующем, в то время как за предыдущие полтора столетия она упала в 2 раза [6]. Таким образом, вопреки Марксу, рабочая сила в течение XVIII в. не становилась дешевле, а становилась дороже. Возражают историки и против тезиса Маркса о насильственном сгоне английских крестьян с их земли, указывая, что к XVIII в. характер «огораживаний» в английской деревне сильно изменился: крестьян уже не сгоняли с их земли, как было некогда, закон и власти защищали их интересы. Но они сами нередко продавали свои участки и превращались в наемных работников [7]. Следовательно, описанного Марксом «грабежа народа» в XVIII веке в Англии не было.

Что касается «колониального грабежа», то Англия к нему совсем не прибегала вплоть до 1760-х гг., когда начались ее колониальные захваты в Индии и Африке. До этого все ее колонии ограничивались несколькими небольшими территориями в Северной и Центральной Америке, которые не приносили дохода казне. Следовательно, ускорение роста промышленности в Англии началось еще за полвека до начала «колониального грабежа». В других странах было то же самое: ускорение промышленного развития в XVIII-XIX вв. произошло в тех странах (Пруссия, Австрия, Швеция, США), которые не занимались «колониальным грабежом». А в тех странах, которые им занимались: в Испании, Португалии, Франции, Голландии, - никакого ускорения промышленного роста в XVIII-XIX вв. не происходило, наоборот, в большинстве указанных стран происходил упадок промышленности.

Таким образом, оба тезиса Маркса о том, что толчком к бурному развитию промышленности Англии и в целом Западной Европы в XVIII-XIX вв. послужило: а) небывало интенсивное аккумулирование капиталов (за счет «грабежа» населения и колоний, «грабительской» приватизации и т.д.) и б) образование армии дешевых рабочих рук (за счет все того же «ограбления» населения и его обнищания), - опровергнуты историческими фактами и выводами экономических историков.

Что касается тезиса об «ограблении народа», то он противоречит не только историческим фактам, но и нормальной экономической логике. В какой мере пауперизация способствует созданию рабочих рук – вопрос спорный. Из пауперов вряд ли получаются хорошие работники. Зато эта пауперизация, вне всякого сомнения, должна была привести к падению совокупного спроса на промышленные товары и не могла способствовать индустриализации. Так, в России в начале 1990-х годов в результате «шоковой терапии» покупательная способность населения резко упала, и вслед за этим в 2-2,5 раза упали промышленное производство и ВВП, - что представляется совершенно естественным результатом того грабежа населения, который по своему содержанию представляли собой реформы Гайдара и Чубайса [8].

В Англии же в XVIII веке, наоборот, происходил рост средней заработной платы, что способствовало росту совокупного спроса населения на промышленные товары и, следовательно, быстрому индустриальному развитию, названному позднее Промышленной революцией.

Все вышеизложенное имеет несомненное значение как для экономической истории, так и для экономики, которая должна опираться не только и не столько на какие-либо теории, сколько на факты экономической истории. Однако с точки зрения темы настоящей главы наиболее интересным и важным обстоятельством для нас сейчас представляется следующее. Экономические историки на основе изучения фактов опровергли не только тезис Маркса о «грабеже» как источнике капитала для развития промышленности в XVIII-XIX вв., но и первостепенную роль самого капитала в процессе индустриализации, что являлось краеугольным камнем не только «Капитала» Маркса, но и ряда других экономических трудов. Как пишет Ж-Ф.Бержье, «экономические историки, которые в течение последних полутора десятков лет проводили тщательное исследование предпосылок индустриализации, пришли к единогласному заключению… о том, что иные факторы, нежели наличие капитала, имели большее значение: наличие развитого сельского хозяйства, способного обеспечить продовольствием людей, которые перестали обрабатывать землю и пошли работать на фабрику; наличие развитой инфраструктуры, торговли и коммуникаций для обеспечения снабжения сырьем и сбыта готовой продукции; достижение адекватного уровня развития технологий; и т.д.» [9].

Приведенные выше факты и мнения экономических историков свидетельствуют о том, что роль капитала в развитии промышленности и в экономическом росте в последние столетия не являлась столь значительной, как утверждает ряд экономистов. Это относится не только к последователям Маркса, но и к последователям либеральной школы Адама Смита и Дэвида Рикардо, взгляды которых и по данному, и по многим другим вопросам очень близки взглядам Маркса.

В частности, сам Маркс и его последователи писали, что главным «источником» марксистской экономической теории явились труды Смита и Рикардо. Как отметил экономист Николас Калдор (1908-1986), «Теория Маркса – это на самом деле упрощенная и переодетая версия Рикардо» [10]. Пол Самуэльсон писал, что с точки зрения вклада в экономическую теорию Маркса можно рассматривать как «мелкого экономиста пост-рикардианской школы» [11].

Да и сама теория первоначального накопления Маркса и в целом его подход, отводящий капиталу первостепенную роль в экономическом развитии, соответствуют базовым постулатам либеральной экономической теории, и между этими двумя экономическими течениями (марксизмом и либеральной школой) нет никаких принципиальных различий в данных вопросах. Главный труд Маркса называется «Капитал», а главный труд Смита – «Богатство народов», в обоих случаях делается акцент на роли капитала (или богатства) в экономическом развитии. Тезис о первоначальном накоплении капитала был впервые выдвинут Адамом Смитом и «подхвачен» Карлом Марксом. Не является случайным совпадением и то, что российские либеральные реформаторы Гайдар и Чубайс сделали марксистскую теорию первоначального накопления капитала частью своей либеральной реформаторской идеологии.

Этот «фетишистский» подход к капиталу критикуют экономисты, не относящиеся к либеральной или марксистской школе политэкономии. Как пишет Э.Райнерт, преобладающая ныне либеральная экономическая теория проповедует, что главным двигателем капитализма является капитал; главное – инвестировать средства, неважно, есть ли для них сфера применения или нет; неважен даже экономический строй в стране инвестирования; в любом варианте капитал чудодейственным образом приведет данную страну к развитию и процветанию [12].

Увы, не только экономическая история, но и современная реальность свидетельствует об обратном. Приток капиталов в какую-либо страну, например, в виде кредитов государству или в виде портфельных вложений в ценные бумаги очень часто не приводит к какому-либо развитию и экономическому росту. Кредиты могут быть разворованы коррумпированными чиновниками или потрачены на непроизводительные нужды; а портфельные вложения могут быть направлены отнюдь не в производство, а, например, в скупку активов, ресурсов, земли, то есть в спекуляцию. Более того, при первых же признаках неустойчивости фондовых рынков эти портфельные вложения, вложенные ранее в акции и облигации, могут быть немедленно выведены из страны, спровоцировав финансовый кризис и даже дефолт, примеров чего можно привести великое множество. Таким образом, и экономическая история (роль капитала в индустриализации XVIII-XIX вв.), и современная экономическая действительность опровергают «фетишистский», преувеличенно восторженный, подход к капиталу и его роли в экономическом развитии со стороны либеральной и марксистской школы политэкономии.

17.1.2. Теория Шумпетера и его последователей

Прямой противоположностью марксизму и либеральной экономической школе, которые выдвигают тезис о первостепенном значении капитала для развития промышленности, является теория Йозефа Шумпетера, которая отказывается признавать за капиталом сколько-либо существенную роль. Согласно данной теории, факторами производства являются наемный труд, земля и предпринимательская деятельность; капитал не является фактором производства [13]. Предприниматели, согласно Шумпетеру, это не те, кто владеет предприятием и кто его финансирует. Роль и тех, и других в развитии промышленности, по его мнению, ничтожно мала: по его словам, «ни малейшая часть» предпринимательской прибыли «не вменяется средствам производства»; «предоставление средств производства или владение ими не составляет содержания предпринимательской функции» [14]. В соответствии с его теорией, действительным «двигателем» промышленного развития являются те, кто управляет предприятиями, и в особенности те, кто «осуществляет новые комбинации» (инвестиции, инновации и т.д.). Соответственно, пока происходит процесс инноваций, формируется предпринимательская прибыль, которая полностью является «заслугой» предпринимателя. А когда инновация уже внедрена, то часть того, что первоначально является предпринимательской прибылью, переходит в ренту и составляет доход владельца средств производства.

Как видим, Шумпетер не только отрицает ведущую роль капитала, который, по его мнению, всего лишь «агент, свойственный рыночному хозяйству»; «масса денег и других платежных средств, которая в любой момент времени может быть предоставлена в распоряжении предпринимателя» [15]. Он также утверждает, что ведущую роль в развитии играют инновации, технологии и деятельность тех, кто их осуществляет.

Соответственно, промышленные кризисы, по его мнению, в основном обусловлены временным прекращением инноваций, в связи с неравномерностью их появления. Как правило, «новые комбинации» появляются сразу в большом числе, а затем на какое-то время прекращаются, поэтому экономика развивается не плавно, а рывками, что приводит к периодическим кризисам [16].

Теория Шумпетера, выдвинутая еще в первой половине XX века, долгое время не пользовалась большой популярностью ни среди экономистов, ни среди экономических историков. Так, в учебнике Пола Самуэльсона «Экономика», переизданном много раз в течение 1950-х – 1980-х гг., упоминались лишь 3 фактора производства: труд, земля и капитал (хотя в приводимых в учебнике схемах допускалось наличие большего числа факторов); нигде не упоминались такие факторы производства как предпринимательская деятельность или технологии [17]. Как писали экономические историки А.Милвард и С.Саул в 1970-е гг., мнение некоторых экономистов о том, что технологические изменения играют определяющую роль в экономическом росте, является преувеличенным; более важным фактором роста является выдвинутый ранее экономистами показатель доли накопления в национальном доходе [18]. При этом они ссылались на свое исследование экономического роста в Западной Европе за предшествующие 2 столетия [19].

Однако в последнее время у теории Шумпетера появился ряд последователей. Наибольшую известность приобрела Карлота Перес, выпустившая свой труд в 2002 году, в котором утверждается, что длинные циклы Кондратьева в экономике являются не чем иным, как «технологическими циклами», в течение которых на смену одной «технологической революции» приходит другая [20]. Эта теория стала настолько популярной, что сегодня целый ряд экономистов, вслед за ней, выдвигает инновации и новые технологии как главный фактор экономического роста. Соответственно, причину экономических кризисов усматривают в отсутствии инноваций. Утверждается, что и нынешний мировой кризис, начавшийся в 2008 году, также имеет «технологическую природу», объясняется образовавшимся дефицитом новых технологий; и что как только этот дефицит будет преодолен и начнется новый технологический цикл, то весь мир ожидает «золотой век» развития и процветания [21].

Поскольку таких утверждений становится всё больше, то было бы интересно сравнить, в какой мере «технологические циклы» Карлоты Перес совпадают с длинными экономическими циклами или, что значительно проще установить, насколько очевидные периоды технологических «революций» или «всплесков» совпадают с периодами промышленных подъемов. Поскольку те и другие хорошо описаны в различных трудах экономистов и историков, то нет никаких особых проблем с проведением такого сравнения. Его результаты представлены в Таблице 4 и далее в тексте:

Таблица 4. Периоды технологических революций

Источники. 1-2-й столбец: Перес К. Технологические революции…; Райнерт Э. Как богатые страны… с. 158; 3-й столбец: Belchem J. Industrialization and the Working Class: The English Experience, 1750-1900. Aldershot, 1990; W.Cole and P.Deane, Chapter I. The Growth of National Incomes, in: Cambridge Economic History of Europe, Cambridge, 1965, Vol. VI, Part I; Ломакин В.К. Мировая экономика. М., 2002, таблица 14.1

Примечание: год начала технологической революции приведен в соответствии с книгой К.Перес; в скобках указан год ее начала, приведенный в книге Э.Райнерта

Как видим, за последние 250 лет не более чем в половине случаев «технологические революции» совпадали с периодами подъемов или ускорения экономического роста. В двух примерах «технологическая революция» совпала с начавшимся длительным спадом или резким снижением экономического роста (2-й и 5-й примеры). Еще в одном примере (3-й пример) она совпала с начавшимся подъемом в двух странах (США и Германии), но в третьей стране (Великобритания) в этот же период начался длительный кризис.

Не очень убедительно выглядит и 4-й пример. Если не учитывать годы Первой мировой войны (1914-1918 гг.), когда массовое производство и автомобилестроение в большинстве стран попросту не могло развиваться, то пик этой, четвертой по счету, технологической революции, должен был прийтись на период между двумя мировыми войнами (1919-1938 гг.). И действительно, выпуск автомобилей в США рос невиданными темпами и достиг 5,4 миллионов штук в 1929 г. [22] В последующем этот уровень выпуска автомобилей был вновь достигнут Соединенными Штатами лишь в 1950-е годы. Как пишет историк Н.Фергюсон, 1920-е годы были вершиной эпохи технологического прогресса: не только бурное развитие автомобилестроения, но и «нейлоновые изделия фирмы Du Pont, стиральный порошок Procter & Gamble, косметика Revlon, радиоприемники RCA, счетные машины IBM – все это и многое другое появилось в промежуток между мировыми войнами – время технологических прорывов, расширявших границы невозможного. «Мы, американцы, думали, что заработаем еще больше в будущем потому, - считал [экономист] Ирвинг Фишер, - что никогда еще наша промышленность не пользовалась так полно плодами своей деятельности ученых и изобретателей»» [23]. Таким образом, Великая депрессия 1929-1939 гг. началась, когда «технологическая революция» была в самом разгаре, а не тогда, когда она уже заглохла или пошла на спад. Но еще ранее, в 1920-1921 гг., «среди полного здоровья», в США произошел самый серьезный кризис, подобного которому в стране не было за предшествовавшие 50-60 лет; безработица в стране в 1921 г. достигла 23% [24].

Кроме того, бросается в глаза еще один период несоответствия между темпами развития технологий и темпами роста экономики. В период с 1941 г. по 1967 г. в США и с 1948 г. по 1967 г. в Западной Европе были самые высокие темпы промышленного роста и роста ВВП за всю историю этих стран, о чем уже ранее говорилось (см. п. 5.1). Однако данный период, согласно труду К.Перес, не был периодом «технологической революции». Действительно, никаких «прорывов» в области технологий, за исключением начала использования ядерной энергии и появления атомной и водородной бомбы, не было. Но указанные технологии не были массовыми; в массовом же производстве ничего революционного не происходило. Тем не менее, несмотря на отсутствие технологического «прорыва», мы видим необыкновенно мощный бескризисный подъем в экономике Запада, продолжавшийся 20-30 лет, о котором видные западные экономисты пишут как об уникальном феномене экономической истории [25].

Итак, можно констатировать: утверждение о том, что длительные подъемы и спады экономического роста определяются в основном «технологическими революциями», являются сильным преувеличением. Строго говоря, проведенное выше сопоставление не дает никаких оснований утверждать, что те единичные случаи, когда «технологическая революция» совпала с периодом экономического подъема, являются проявлением какой-то закономерности, а не простыми случайными совпадениями, которые имели бы место и в том случае, если бы мы вместо периодов «технологических революций» подставили бы в таблицу некие произвольно взятые периоды.

17.1.3. Другие взгляды и теории

Мы видели на двух приведенных выше примерах, что нередко авторы тех или иных теорий экономического роста выбирают один или два фактора, от которых так или иначе зависит производство, из числа имеющихся: труд, капитал, земля, технологии, предпринимательская деятельность. И затем начинают доказывать, что именно эти два, или один, выбранных ими фактора, в основном определяют экономический рост. И что, таким образом, благополучие человечества полностью зависит от того, научится ли оно или нет мобилизовывать и аккумулировать этот фактор. Последователи Маркса и приверженцы либеральной школы верят в то, что для обеспечения роста нужно аккумулировать капитал и создавать армию дешевого наемного труда - и экономический рост будет обеспечен. Приверженцы идеи «технологических революций» полагают, что стоит только изобрести новую «прорывную» технологию, и прогресс человечества на ближайшие десятилетия гарантирован.

Вместе с тем, мы убедились в том, что экономическая история и экономические историки, основываясь на фактах последних столетий, не подтверждают этой «эйфории» ни в случае с капиталом, ни в случае с дешевым трудом, ни в случае с технологиями. Таким образом, накопление одного фактора, например, капитала, или приобретение исключительных преимуществ в другом факторе («прорывная» технология, дешевая рабочая сила) вовсе не являются гарантией ускорения экономического роста, а может, наоборот, сопровождаться кризисом и депрессией, как это было выше на ряде исторических примеров показано.

Необходимо также учитывать, что, по мере развития экономической мысли (и усложнения экономики), число факторов или условий производства, выдвигаемых экономической наукой, все более и более увеличивается. Мы видели, что в дополнение к трем традиционным факторам (труд, земля, капитал) Шумпетер ввел еще два фактора – предпринимательская деятельность и технологии. Другой известный немецкий экономист, Вернер Зомбарт, также рассматривал предпринимательскую деятельность и технологический прогресс как две из трех важнейших движущих сил капитализма. Но наряду с ними, в качестве третей движущей силы он рассматривал государственные институты, включающие законодательную систему, инфраструктуру, патенты, образовательные учреждения [26]. Сегодня взгляды Зомбарта, как и Шумпетера, пользуются необыкновенной популярностью. Так, в течение 2000-х гг. список рекомендаций Вашингтонского консенсуса с необычайной быстротой стал расширяться, включая всё новые и новые условия, важные для экономического развития. И в первую очередь в него были включены те факторы/условия производства, которые были некогда выдвинуты Зомбартом и Шумпетером:

- институты,

- предпринимательство,

- инновации,

- государственное управление,

- образование [27].

Как указывает Э.Райнерт, еще задолго до Шумпетера и Зомбарта, начиная с XVI-XVII вв., об этих условиях, важных для развития промышленности, писали другие экономисты, но в какой-то момент эти взгляды были незаслуженно забыты [28]. Таким образом, их признание сегодня не является случайностью, а является подтверждением их значимости для экономического роста.

Приведенный выше перечень не является исчерпывающим. Как уже говорилось в предыдущих разделах, с давних пор, еще с XVI века, и вплоть до сегодняшнего дня экономисты пишут о факторах естественной конкурентоспособности:

- относительно высокая плотность населения;

- наличие естественных транспортных путей;

- благоприятный климат,

которые являются важными для экономического развития [29]. О роли и значении этих факторов ранее уже было сказано, с приведением исторических примеров.

Всё, о чем до сих пор говорилось в настоящей главе, было посвящено факторам производства и конкурентоспособности, т.е. таким элементам, без которых невозможно производство и от которых зависит конкурентоспособность. Способны ли эти факторы оказывать самостоятельное воздействие на экономический рост или нет, осталось неясным. Факты экономической истории и экономические историки не подтверждают, а скорее опровергают возможность такого самостоятельного воздействия. Ниже мы еще остановимся на этом вопросе.

Помимо них, экономисты и экономические историки пишут и о других факторах, которые, по их мнению, прямо влияют на экономический рост. Одним из них является норма накоплений, которая показывает, какая часть национального дохода направляется не на потребление, а на накопление. Важность данного фактора экономического роста была в свое время обоснована известным английским экономистом Д.М.Кейнсом, и экономическая история полностью это подтверждает. Ранее было приведено мнение на этот счет экономических историков Милварда и Саула, составленное на основе анализа 200-летней истории промышленного развития Западной Европы; и далее будут приведены примеры, демонстрирующие, что ускорение экономического роста всегда сопровождается повышением нормы накоплений, а его замедление – ее снижением.

Кроме того, экономисты указывают и на такие факторы экономического роста как занятость населения, наличие естественного прироста населения, а также денежно-кредитная и бюджетно-налоговая политика государства. О важности естественного прироста населения для обеспечения экономического роста уже говорилось в п. 4.5. со ссылками на Д.М.Кейнса; а об экономической политике государства применительно к экономическому росту будет сказано далее.

Что касается занятости, то, например, Пол Самуэльсон в своем учебнике приводит следующий пример. Если стране удается сократить безработицу на 3%, скажем, с 6 до 3% от трудоспособного населения, то это приведет к увеличению выпуска продукции на 3%. Таким образом, темп экономического роста ускорится, скажем, с 4 до 7%. Однако, пишет далее американский экономист, это ускорение экономического роста будет продолжаться лишь один год. В следующем году рост будет происходить снова прежними темпами в 4% из-за отсутствия свободной рабочей силы, которую можно было бы использовать для увеличения производства, как это было сделано в первый год [30].

Факты экономической истории свидетельствуют о том, что Самуэльсон в данном примере недооценил роль фактора занятости в обеспечении не кратковременного, а долговременного экономического роста. Так, ранее в п. 7.3.1 уже приводились данные о том, что в XX веке долговременные периоды ускорения экономического роста всегда сопровождались низкой безработицей, а долговременные периоды депрессий – высокой безработицей. Как, в частности, говорилось, в период наиболее высоких темпов роста, достигнутых развитыми странами Запада в XX веке (1950-1960-е гг.), безработица в этих странах составляла всего лишь 1-2%. Соответственно, уже в 1970-е гг., когда средние темпы роста ВВП развитых стран Запада снизились с 5% до 3% в год, безработица там выросла и составляла порядка 4-7%. В 1990-е годы средние темпы роста этих стран составили всего лишь 2%, соответственно, средний уровень безработицы еще более вырос – до порядка 7-8%. В первые 10-12 лет XXI века происходило дальнейшее снижение темпов экономического роста в этих странах – до 0-1%, которое сопровождалось дальнейшим ростом безработицы – до 9-11% [31].

Можно взять примеры для более ранних периодов, все они подтверждают указанную корреляцию между долговременными темпами экономического роста и уровнем безработицы. Например, в течение почти всего периода экономического подъема в Англии в 1750-1820 гг. мы видим отсутствие каких-либо признаков безработицы. Как указывает экономический историк Л.Шварц, безработица в Англии не просто исчезла к концу XVIII в. – началу XIX в., но в стране ощущался острый дефицит рабочей силы, чему он приводит примеры ^[32] (однако этот дефицит не препятствовал экономическому росту, который продолжался). Адам Смит писал, что после окончания Семилетней войны в 1763 г. более 100 тысяч английских солдат и матросов покинули армию и флот и пополнили ряды трудоспособного населения Англии, однако они быстро нашли себе занятие, и никакой безработицы не возникло ^[33].

И, наоборот, в период депрессии 1825-1845 гг., как указывает экономический историк Д.Белчем, в Англии была высокая безработица. В некоторых промышленных центрах страны в этот период оставалось без работы до 60% и более от прежнего числа занятых в промышленности ^[34].

Таким образом, факты экономической истории свидетельствуют о том, что повышение уровня занятости населения выступает не в качестве одноразового стимула к увеличению ВВП и промышленного производства, как это сформулировано в учебнике Самуэльсона, а в качестве фактора, способствующего долговременному экономическому росту. Соответственно, снижение уровня занятости также выступает в качестве фактора, способствующего тенденции к длительному замедлению экономического роста или к его полному прекращению [35].

17.2. Формулировка теории

17.2.1. Роль факторов и условий производства

Вернемся еще раз к рассмотрению роли указанных выше факторов производства. Мы уже убедились в том, что нет никаких фактов экономической истории, которые бы подтверждали верность существующих теорий о том, что тот или иной фактор производства (капитал, рабочая сила, технологии и т.д.) может оказывать самостоятельное воздействие на экономический рост.

В этой связи возникает вопрос – а как вообще возникла подобная идея? Есть ли логика в таком рассуждении?

Давайте вспомним истины, изложенные в учебниках по экономике. Что такое факторы производства? Как написано, например, в учебнике Пола Самуэльсона, «… факторы производства обычно не используются каждый по отдельности. Лопата сама по себе бесполезна для меня, если я хочу иметь погреб; но и человек без всяких орудий производства так же беспомощен. Зато человек с помощью лопаты может вырыть погреб. Другими словами, количество произведенного товара зависит от совокупности всех факторов производства.

Сэр Вильям Петти, экономист предшествовавшей эпохи, выразил суть дела следующим ярким примером.

Мы не можем сказать, кто важнее для ребенка – мать или отец. Точно так же в большинстве случаев не приходится рассчитывать на то, что удастся точно определить, какая часть физического объема производства создается каждым из различных факторов, взятым в отрыве от остальных» [36] (выделено Самуэльсоном).

Итак, если мы соглашаемся с этими рассуждениями экономиста XVII века Вильяма Петти и экономиста XX века Пола Самуэльсона (а с ними трудно не согласиться ввиду их логичности), то что мы можем заключить по интересующей нас проблеме?

Зададим себе следующий вопрос. Что сможет сделать со своими землями латифундист, аккумулировавший их в огромном количестве, или колониальная торговая компания, ограбившая целый континент и вывезшая оттуда всё золото и серебро, если у них не будет в наличии других факторов, необходимых для развития производства – предпринимательского таланта, свободного наемного труда, соответствующих технологий? Или если не будет платежеспособного спроса на те товары, которые они бы захотели производить с использованием своей земли и своего золота и серебра? Нет сомнения, что и земельный капитал, аккумулированный латифундистом, и денежный капитал, аккумулированный торговой компанией, будут в любом из этих случаев совершенно бесполезны. И будут либо лежать «мертвым грузом», либо будут тратиться на роскошный образ жизни, либо попросту пропадут, если их владелец все-таки инвестирует в создание производства, вопреки отсутствию для этого условий. Но то же самое произойдет и в случае отсутствия других условий, которые были перечислены в предыдущем параграфе. Таким образом, не только факты экономической истории и мнения экономических историков, но и обычная экономическая логика говорит о том, что теории, придающие гипертрофированное значение каким-то отдельным факторам производства и выделяющие их в качестве самостоятельных факторов экономического роста, лишены всякого основания.

В то же время, изучение экономической истории показывает, что современная экономическая наука порой не только искажает роль отдельных факторов производства, но и неверно описывает сами эти факторы. Рассмотрим некоторые наиболее важные примеры:

Капитал как фактор производства. Если мы соглашаемся с тем, что капитал – не есть некая чудодейственная сила, и что он не может сам по себе, по мановению руки, а не во взаимосвязи со всеми другими факторами и условиями производства, породить новые товарные стоимости, то отсюда вытекает простой и логичный вывод. Производительны лишь те капиталы, которые взаимодействуют с остальными факторами производства – предпринимательским талантом, инновациями, свободным наемным трудом и т.д. Те же виды капитала, которые с ними не взаимодействуют, а начинают жить самостоятельной жизнью, утрачивают свою роль фактора производства и превращаются в непроизводительный, спекулятивный капитал.

Ранее уже говорилось о том, что и экономическая теория Маркса, и либеральная экономическая школа имеют общую черту – они преувеличивают роль капитала в процессе производства и не видят принципиального различия между производительным и непроизводительным капиталом. Как Маркс утверждал, что средства от ограбления колоний были использованы для развития промышленности (что не подтверждается фактами экономической истории), так и современная либеральная школа утверждает, что полезны любые капиталы, привлекаемые в страну, что все они должны способствовать экономическому росту. А снятие ограничений на экспорт и импорт любых капиталов, в том числе спекулятивных (т.н. горячих денег), является одним из основных принципов Вашингтонского консенсуса. Между тем, практически во всех примерах протекционизма, описанных в Главе V, государства вводили ограничения и в отношении движения краткосрочных спекулятивных капиталов, защищая свою экономику от их неблагоприятного влияния. То же самое сделало и правительство Пиночета в Чили (см. п. 5.3), политика которого ставится либеральной экономической школой в пример всем остальным странам.

Как можно различить производительный и непроизводительный капитал? Очевидно, что производительным капиталом следует считать средства, вкладываемые в производство, торговлю и оказание большинства видов услуг. К непроизводительным, спекулятивным видам капиталов в современном мире можно отнести средства, размещенные в:

- деривативах, общий размер которых сегодня оценивается сотнями триллионов долларов;

- акциях и облигациях публичных компаний, торгующихся на фондовом рынке (частично);

- товарных запасах (частично);

- земле, недвижимости, концессиях на добычу природных ресурсов (частично);

- некоторых видах бизнеса, связанных с оказанием услуг (например, игорный бизнес).

«Частично» в данном случае означает, что часть средств, размещенных в указанных активах, имеет производительный характер и является производительным капиталом, а другая часть средств размещается в спекулятивных целях и имеет спекулятивный, непроизводительный характер.

Как уже говорилось, периодически в истории роль спекулятивного капитала резко возрастала, что было связано с циклами глобализации (см. п. 4.3). И сегодня, в завершающей фазе нынешнего цикла глобализации, финансовые спекуляции достигли небывалых масштабов, в сотни раз превышая размеры ВВП. По оценке, приводимой Д.Харви, лишь 2% финансовых операций в мире, осуществляемых в начале XXI в., было необходимо для поддержания торговли и производственных инвестиций, остальные 98% представляли собой чисто спекулятивные сделки ^[37]. Но это не означает, что данные капиталы окончательно «потеряны для общества» и не смогут никогда превратиться в производительный капитал. Очевидно, что если бы были, с одной стороны, созданы условия для ускорения экономического роста и появилась бы потребность в большом количестве производительного капитала, а, с другой стороны, если бы государство сделало невыгодным или ввело ограничения на финансовые, торговые, земельные, квартирные и прочие спекуляции, то часть спекулятивного капитала была бы потрачена на разного рода товары и услуги, а другая часть – превратилась бы в производительный капитал и была бы инвестирована в производственную сферу в той стране, где для этого созданы условия. И это послужило бы задаче ускорения экономического роста в данной стране.

Таким образом, когда либеральная экономическая школа сетует на нехватку капиталов, и указывает на необходимость снятия любых ограничений для капиталов и принятия специальных льгот для любых иностранных капиталов, не делая между ними различия, ради ускорения экономического роста, то в большинстве случаев это является заблуждением или лукавством. Капиталы для развития производства, что называются, «лежат под ногами». Это те гигантские спекулятивные капиталы, которые всегда возникают в эпоху глобализации и поначалу приносят большие прибыли их владельцам; но по мере развития глобализации утрачивается и их прибыльность, и сам смысл их существования, т.к. в конце цикла глобализации они не в состоянии даже сохранять свою стоимость и подвержены высокому риску обесценения.

Однако «привлекать» их куда-либо при помощи специальных льгот, рекламы и маркетинга или способствовать тому, чтобы они накапливались, совершенно бессмысленно (если при этом преследуется цель ускорения экономического роста, а не, к примеру, обогащения владельцев спекулятивных капиталов). Никогда эти спекулятивные капиталы не будут использованы для целей производства, если для этого не будет всех необходимых условий. Но если эти условия будут созданы, то многие их владельцы переведут свои капиталы из спекулятивной сферы, которая по мере развития глобализации становится все менее прибыльной и все более рискованной, в производственную сферу.

Экономическая история не дает примеров того, как какая-нибудь страна испытала сколько-либо продолжительный и серьезный кризис или депрессию лишь из-за нехватки капиталов. Когда, например, говорят, что развивающимся странам не хватает капиталов для их развития, то это утверждение неверно, т.к. им не хватает многих других условий для этого, а вовсе не капиталов, которые бы к ним пришли, если бы все эти условия имелись в наличии. Все примеры нехватки капиталов для экономического развития связаны либо с отсутствием условий для их применения в данной стране, и именно этим объясняется то, что никакого развития этой страны не происходит, либо они связаны с нерыночными социально-экономическими системами или с чрезвычайными обстоятельствами (войнами, катастрофами и т.д.). Так, Советский Союз в начале 1930-х гг. испытывал острую нехватку капитала для индустриализации, которая, в свою очередь, была необходима для обороны страны ввиду угрозы военной агрессии со стороны Германии. Именно этим во многом были обусловлены те экстраординарные меры по экспроприации средств у населения, которые были в тот период приняты (коллективизация, реквизиции церковных ценностей, скупка золота по невыгодному для населения курсу, продажа музейных и церковных ценностей за границу и т.д.). Но это – пример нерыночной системы. Экономическая история рыночных систем почти не знает подобных примеров, за исключением чрезвычайных ситуаций [38]. Как утверждают экономические историки, предприниматели, создававшие промышленность в Западной Европе в XVIII-XIX вв., почти совсем не использовали внешних источников капиталов, помимо своих собственных скромных сбережений (см. п. 17.1.1). Когда сегодня говорят, что та или иная страна испытывает нехватку капиталов, то это, как правило, связано совсем с другим – с хронической задолженностью страны, возникшей в результате длительного кризиса и отсутствия экономического роста. Причина хронической задолженности многих стран мира – не нехватка капиталов, а отсутствие в стране условий для экономического роста.

Кроме того, имеется множество примеров, когда самые богатые и самые развитые страны мира, имевшие огромное количество капитала, заболевали «голландской болезнью». Эта болезнь в XVII-XVIII веках поразила Голландию, в конце XIX века – Великобританию, а в конце XX - начале XXI веков – Японию, США и Западную Европу. Причина «голландской болезни» заключается в том, что при огромном избытке капиталов исчезают сферы их выгодного применения. В результате прибыли и проценты по кредитам уменьшаются до величин, близких нулю, а реальная доходность, с учетом инфляции, опускается ниже нуля. Так, в последние годы реальная доходность по вложениям в государственные облигации США, Японии и ведущих стран Западной Европы представляет собой отрицательную величину, поскольку ежегодный доход, получаемый по этим вложениям (1-2%) ниже уровня инфляции (3-4%). Таким образом, депрессия, поразившая все указанные страны в приведенных примерах, происходила при чрезвычайном избытке капитала и его необыкновенной дешевизне. Но это не помогало указанным странам выйти из депрессии. Похожую ситуацию мы видим и в России, откуда происходит ежегодный отток капитала, исчисляемый сотнями миллиардов долларов, в то время как в стране испытывается острый недостаток инвестиций.

Итак, в целом и экономическая логика, и вся совокупность примеров экономической истории показывают, что капитал не играет какой-то исключительной роли в производстве и в определении экономического роста. Ранее приводилось высказывание Шумпетера о том, что капитал – это всего лишь «масса денег, которая в любой момент времени может быть предоставлена в распоряжении предпринимателя». Если говорить о капитале вообще, данное определение следует признать верным. Не всякий капитал следует считать фактором производства, а лишь производительный капитал, то есть капитал, выделенный на производительные цели.

Если государство думает об интересах общества, а не об интересах владельцев крупных капиталов, то оно должно создавать условия не для капитала, а для производства и экономического роста и делать невыгодным спекуляцию и паразитизм. Тогда капиталы сами придут в производство и сами себя предложат. Заискивать перед капиталами и стараться привлечь их в свою страну посредством маркетинга, рекламы и невыполнимых обещаний – пустая трата времени и сил.

Наемный труд как фактор производства. В п. 17.1.1 было показано, что тезис о дешевом наемном труде как важнейшем условии развития промышленности является ошибочным, о чем свидетельствует и логика, и экономическая история. Англия в XVIII веке совершала Промышленную революцию в условиях роста средней заработной платы. США в XIX в. совершили «американское экономическое чудо», имея более высокую среднюю заработную плату, чем страны Западной Европы. То же относится к индустриализации XIX века в континентальных странах Западной Европы и к «послевоенному экономическому чуду» XX века в Западной Европе и США. И то, и другое произошло в условиях роста заработной платы в указанных странах, которая и без того была во много раз выше, чем во всем остальном мире.

Низкая заработная плата, действительно, является преимуществом в условиях глобализации и глобальной экономики. Но ее обратной стороной является низкая покупательная способность населения. А поскольку по мере развития глобализации экономический рост в мировом масштабе затухает и прекращается совсем, то страны, сделавшие ставку на дешевизну рабочих рук и экспорт изделий массового производства, подобно современному Китаю, оказываются в ловушке. Если они попытаются повысить уровень заработной платы, то могут утратить свою конкурентоспособность, что грозит резким сокращением их экспорта и обвалом ВВП. Если же они будут искусственно сдерживать рост заработной платы, то стагнации им все равно не избежать, по мере развития мировой депрессии; но она будет усугубляться отсутствием развития внутреннего спроса и массовыми социальными протестами трудящихся, требующих повышения заработной платы. Это – те отнюдь не радужные сценарии острого экономического и социального кризиса, которые на ближайшие 10-15 лет можно предсказать в отношении Китая, сделавшего ставку на дешевизну рабочих рук своего населения.

Совершенно очевидно, что, когда мы говорим о свободном наемном труде как факторе производства, то речь не должна идти о его дешевизне. Речь должна идти, во-первых, о его наличии, во-вторых, о его квалификации, соответствующей потребностям, предъявляемым современным производством.

Полагаю, что оба тезиса: о важности наличия свободного наемного труда и о важности квалификации трудовых ресурсов, - достаточно очевидны и не нуждаются в доказательствах. Но можно привести исторические примеры, когда нехватка первого или второго пагубно отразилась на развитии промышленности. Одним из таких ярких примеров является Россия от эпохи Петра I (1689-1725) до эпохи Александра I (1801-1825), когда в стране господствовал крепостной труд и практически отсутствовало предложение свободного наемного труда. Причиной явились жесточайшие полицейские законы, введенные Петром I и сохранявшиеся при его преемниках, в соответствии с которыми всё население, в особенности крестьяне, составлявшие порядка 95% населения, были лишены права передвижения по стране. Любой крестьянин, которого обнаруживали более чем в 30 верстах от его дома без специального разрешения - паспорта (получению которого препятствовали чрезвычайные бюрократические препоны и произвол помещиков) считался беглым, и ему грозила пожизненная каторга. Как пишет в этой связи историк Н.И.Павленко, «Паспортная система затрудняла миграцию крестьянского населения и на долгие годы затормозила формирование рынка рабочей силы» [39]. Указанная мера являлась лишь одной из целого ряда мер деспотического характера, принятых Петром I и призванных упрочить власть «верхов» над «низами» (среди прочих мер - насаждение крепостного труда в промышленности, внедрение широкой практики купли-продажи крестьян, жесточайших наказаний, репрессий и т.д.). Фактически эти меры привели к уничтожению свободного наемного труда в промышленности и к его вытеснению крепостным или, по определению ряда историков, рабским трудом [40].

Результатом стала хроническая неспособность к развитию промышленности, особенно промышленности, использующей технические новшества и изобретения. Так, из 98 мануфактур, основанных при Петре I, к 1786 г. сохранилось лишь 11 [41]. В эпоху Екатерины II (1762-1796) импорт промышленных изделий в Россию приблизительно в 3 раза превышал объемы внутреннего мануфактурного производства страны [42]. Даже сукно для армии закупали за границей. В тех случаях, когда отрасль получала развитие, как это было с металлургией, она была основана на крепостном труде и устаревших технологиях, из-за чего в дальнейшем, вплоть до конца XIX века, не была способна к модернизации [43]. Негативную роль, которую сыграло распространение в промышленности крепостного труда и фактическое устранение в ней свободного наемного труда, что затормозило развитие русской промышленности на целое столетие, признает подавляющее большинство экономических историков, писавших об этой проблеме [44].

Соответственно, бурное развитие русской промышленности, начавшееся при Николае I (1825-1855 гг.), когда за 30 лет производство, например, в текстильной и машиностроительной отраслях выросло в 30 и более раз (см. п. 5.1), объясняется не только введенной системой протекционизма, но и отменой в начале его царствования введенных столетием ранее полицейских запретов и законов деспотического характера, которые тормозили появление рынка свободной рабочей силы. Кроме того, эти же меры способствовали высвобождению предпринимательской инициативы крестьян (по существу, всего населения) – еще одного фактора производства, фактически ликвидированного в предшествовавшее столетие [45].

В этой связи уместно привести высказывание французского историка и мыслителя А.Токвиля: «Я не знаю, можно ли назвать народ, от тирийцев до флорентийцев и англичан, который занимался бы обрабатывающей промышленностью и торговлей и не был при этом свободен. Значит, существует близкая связь и необходимая зависимость между двумя этими явлениями – свободой и обрабатывающей промышленностью» [46].

Именно в этом плане следует понимать высказанный выше тезис о важности наличия свободного наемного труда (равно как и свободы предпринимательства). Речь идет о том, что население не должно быть сковано запретами или законами, препятствующими его передвижению или привносящими насильственный или волюнтаристский характер в трудовые отношения.

Ни в коей мере нельзя понимать этот тезис как необходимость резервной (безработной) армии труда. Наоборот, государство должно стремиться к достижению полной занятости, близкой к 100%. О важности выполнения этой задачи, как в плане ускорения экономического роста, так и в социальном и демографическом плане, ранее уже говорилось. Нет примеров в экономической истории последних столетий, когда отсутствие безработицы приводило бы к очевидному замедлению экономического роста или спаду производства. В Англии даже в период наполеоновских войн начала XIX в., когда часть рабочей силы перетекла из экономики на поля сражений, и остро ощущался ее дефицит, быстрый экономический рост продолжался, и нехватка рабочей силы ему не препятствовала.

В современных условиях, если действительно существует реальный, а не надуманный, дефицит рабочей силы, и если он действительно сдерживает развитие тех или иных секторов промышленности, то он должен преодолеваться за счет разумной регулируемой иммиграции. Причем, привлекаться из-за рубежа должны, в первую очередь, специалисты в соответствующих производственных областях, в которых ощущается нехватка специалистов.

Что касается импорта дешевых рабочих рук, то ранее уже говорилось о бессмысленности такой политики в экономическом плане, поскольку, посредством решения одной задачи (удешевление труда) усложняется решение другой задачи (рост внутреннего массового спроса на промышленные изделия). Помимо бессмысленности или вредности такой политики в экономическом плане, очевидны ее негативные последствия в социальном плане, о чем, например, свидетельствует тот размах, который приняли в последние десятилетия повсеместно в Европе социальные протесты против иммиграции и иммигрантов, а также связанный с этим рост преступности. Очевидна также пагубность данного явления в отношении демографии и рождаемости, - что было обосновано в п. 10.1.

Прочие факторы и условия производства. Отношение экономической теории и государственной экономической политики к другим факторам и условиям производства должно строиться в соответствии с теми же принципами, которые были выше изложены. Ни один из этих факторов или условий не должен фетишизироваться, возводится в абсолютный приоритет по отношению к другим.

В частности, нельзя согласиться с Шумпетером и его последователями в том, что технологии являются каким-то самостоятельным фактором, определяющим экономический рост. В предыдущем параграфе было показано, что «технологические революции» очень редко совпадали по времени с «экономическими революциями», и приводились мнения экономических историков, отрицающих наличие между ними явной взаимосвязи. Нет очевидных примеров в экономической истории, когда страна погружалась бы в депрессию из-за того, что у нее не было технологий. Зато есть обратные примеры, о которых уже говорилось. Экономическая депрессия в Англии продолжалась с 1825 по 1845 гг., несмотря на шедшую полным ходом революцию парового двигателя; следующая депрессия в Великобритании в конце XIX в. произошла на фоне новой технологической революции – в химии, металлургии и электротехнике; Великая депрессия во всех странах Запада наступила на самом пике очередной технологической революции (в автомобилестроении и производстве изделий массового спроса). Можно привести и такой пример из истории античной рыночной экономики: водяное колесо (водяные мельницы) и паровые двигатели были изобретены еще в Римской империи в I в. н.э. Но они не нашли почти никакого применения (известно лишь о нескольких случаях строительства водяных мельниц в античности) и не смогли предотвратить начавшийся в конце II в. и длившийся вплоть до V-VI вв. экономический кризис.

Разумеется, если взять последние 200-300 лет, то мы видим огромный технологический прогресс, и параллельно ему видим, в ряде стран планеты, значительный рост благосостояния. Но мы также видим произошедшее за этот период огромное увеличение капитала, используемого в производстве. И мы также видим гигантский рост образованности и квалификации наемной рабочей силы. Поэтому было бы ошибкой объяснять весь этот экономический рост и рост благосостояния результатом развития лишь одного фактора производства – технологий, игнорируя роль других факторов. Кроме того, население большинства стран мира, миллиарды людей, до сих пор продолжают жить примерно в таких же условиях и имея примерно такой же уровень жизни, как и 200-300 лет назад. Десятки и сотни миллионов людей продолжают страдать от голода. И никакой технический прогресс, никакие технологии не в состоянии помочь этим странам решить проблему бедности и экономического роста.

Поэтому и в XXI веке продолжает оставаться верным базовый принцип, касающийся факторов производства. Будь то обычная лопата или самая передовая технология, она нужна лишь постольку, поскольку имеются все остальные условия для ее использования в производстве. Если нет никаких условий для промышленного производства, как во многих развивающихся странах, где число безработных составляет 70-80%, то никакая технология не будет востребована. Но она может не быть востребована и в развитых странах, если накапливающиеся тенденции и проблемы, о которых далее будет сказано (монополизация, чрезмерная внешняя конкуренция, коррупция и другие) препятствуют росту производства и внедрению новых технологий.

Конечно, технологии и ранее, а особенно сегодня, важны с точки зрения обеспечения обороноспособности страны. Поэтому этому особому спектру технологий государство должно отдавать приоритет. Но в развитии обычных отраслей технологии играют такую же роль, как и другие факторы производства. В нормальной рыночной экономике в гражданских технологиях нет недостатка, они имеются либо в стране, либо за рубежом. И если есть условия для развития производства, то они могут быть приобретены. Во всех отраслях промышленности есть крупные производственные фирмы или научно-исследовательские организации, которые охотно продают лицензии на самые современные технологии. Опыт индустриализации показывает, что страны, не имевшие до ее начала почти никаких современных технологий (Япония и Южная Корея после Второй мировой войны, Китай в начале 1970-х гг. и т.д.), без особого труда их приобрели в процессе индустриализации, либо покупая лицензии, либо привлекая иностранных партнеров для создания совместных предприятий.

Остальные факторы производства в условиях нормальной рыночной экономики также всегда присутствуют, и не нужно решать каких-то специальных головоломок для их нахождения. Земля всегда имеется в наличии, но, как и в случае с капиталом, она может использоваться в производительных, а может – в непроизводительных целях, в целях спекуляции или получения монопольной прибыли. Государство должно препятствовать использованию земли в непроизводительных целях.

Предпринимателей страна должна стремиться выращивать своих, и им должен отдаваться приоритет, но на первом этапе индустриализации могут широко привлекаться иностранные предприниматели. Однако они тоже не должны являться объектом какого-то специального маркетинга или «привлечения». Как показывает опыт индустриализации многих стран, предприниматели, как и капиталы, сами направлялись в те страны, где были созданы условия для развития промышленности. Так, большую роль в индустриализации Англии в XVIII в. сыграли голландские предприниматели, которые накопили к тому времени большой опыт развития промышленности; в индустриализации США в XIX в. большую роль сыграли английские предприниматели; а в индустриализации Китая в конце XX века большую роль сыграли предприниматели США и Западной Европы, создавшие там множество совместных предприятий.

То же касается всех остальных условий производства, о которых ранее говорилось – институты, образование, государственное управление. Не должно быть фетишизации никакого отдельного условия. В странах хотя бы среднего уровня развития с рыночной экономикой все эти базовые условия уже имеются; а если где-то ощущается недостаток, то он должен решаться в связи с уже стоящей конкретной задачей. Абстрактное создание, например, институтов (ведомств, организаций, нормативных актов и т.д.), без привязки к конкретным задачам индустриализации – это путь к росту канцелярщины и бюрократического паразитизма [47]. То же касается абстрактной реформы образования, которая никогда не будет служить задачам экономического роста, пока не поставлены конкретные задачи. Ярким примером может служить проведенная по западным шаблонам российская реформа образования начала XXI века, которая отрицательно оценена большинством населения и специалистов (прежде всего, самих преподавателей).

Тем не менее, сегодня официозной западной наукой провозглашен именно такой абстрактный подход. Как указывает Э.Райнерт, в начале XXI века целый набор условий (цены, право собственности, институты, управление, конкурентоспособность, инновации, предпринимательство, образование, климат, болезни) был включен в список Вашингтонского консенсуса, после чего к развивающимся странам было выдвинуто следующее требование. Приведите в порядок все эти условия, и после этого у вас начнется экономический рост, вы решите проблему бедности [48]. При этом совершенно очевидно, что большинство указанных условий невозможно «привести в порядок», если у страны низкий уровень ВВП на душу населения и отсутствует промышленность и экономический рост. Но после того как этот рост начнется, и начнется развитие промышленности, то все эти условия постепенно могут быть приведены в порядок.

Здесь уместно провести параллель с уже разбиравшейся выше теорией первоначального накопления. Как бессмысленно абстрактное накопление капитала, если нет условий для его применения в производительных целях (результатом такого накопления будет не экономический рост, а «голландская болезнь»), так же бессмысленна работа, предпринимаемая правительством по созданию всего набора абстрактных условий для производства, если нет развития самого производства.

17.2.2. Базовые условия экономического роста

Итак, мы выяснили, что в любой рыночной экономике всегда присутствуют факторы производства и все основные условия для производства. Нехватка отдельных факторов (капитала, технологий и т.д.) может быть восполнена посредством их импорта, а несовершенство условий для производства (институтов, образования и т.д.) может быть устранено постепенно, по мере того как происходит развитие промышленности и становятся ясны новые задачи. Абстрактное накопление факторов и модернизация условий, в расчете на то, что это приведет к началу экономического роста или его ускорению, является бессмысленной утопией. В реальности это может привести не только к отсутствию результата, но и к весьма негативному результату – растрате бессмысленно накапливаемых ресурсов, росту бюрократии, занятой бессмысленной модернизацией институтов, ухудшению абстрактно реформируемой системы образования и т.д.

Что же является действительным условием или условиями экономического роста [49]? Почему в одних случаях все факторы и условия производства оказывались востребованными, и происходило быстрое развитие экономики, а в других случаях все они оказывались невостребованными. Ведь, например, сегодня мы видим одновременно и избыток капиталов, которые не знают, где им найти применение, и избыток труда (огромная повсеместная безработица), и избыток земли, и избыток технологий и предпринимателей, т.к. нет проблемы с приобретением лицензий на современные гражданские технологии и нет недостатка в активных людях, готовых в принципе начать новое производство. Но всё это не находит себе применения, весь мир всё более погружается в депрессию, темпы роста мировой экономики всё более приближаются к нулевой отметке.

Выше упоминался некий набор факторов, который, по-видимому, может влиять непосредственно на экономический рост: прирост населения, денежно-кредитная и бюджетно-налоговая политика государства, занятость населения, норма накопления. Действительно, если есть хотя бы небольшой прирост населения, то это способствует хотя бы небольшому увеличению спроса на товары массового пользования. Далее, государство при помощи различных текущих мер может влиять на экономический рост. Снижая ставку процента или налоги или выдавая субсидии и кредиты, оно может спасти от банкротства ряд компаний, банков или граждан, и тем самым избежать острого кризиса и падения производства. Начав осуществлять программу создания массовых рабочих мест, как это делал Франклин Рузвельт во время Великой депрессии, оно может увеличить занятость и тем самым тоже повлиять на экономический рост.

Судя по всему, указанные факторы, которые действительно могут оказывать некоторое влияние на экономический рост, играют всё же второстепенное значение. Рузвельт при помощи своей программы занятости обеспечивал рабочими местами в 1934-1936 гг. одновременно до 5 миллионов человек, эта программа привела к огромному бюджетному дефициту США и большому государственному долгу, но она так и не привела к выходу из Великой депрессии, которая продолжалась и после этого. Денежно-кредитная политика может предотвратить резкое падение производства и массовые банкротства, но вряд ли она способна помочь выйти из глобальной депрессии. Свидетельством этому могут служить события 2008-2012 гг., когда чрезвычайно мягкая денежно-кредитная политика США и ЕС, при почти нулевых ставках процента и непрерывном впрыскивании в экономику триллионов долларов и евро, так и не привела к окончательному выходу из депрессии, а способствовала лишь временному улучшению ситуации.

Что касается нормы накопления (доля национального дохода страны, направляемого на накопление), то хотя ее и считают фактором экономического роста, но никто точно не знает, можно ли на нее воздействовать каким-то специальным образом. Ранее приводились мнения экономических историков о ее взаимосвязи с экономическим ростом, что подтверждается эмпирически. Так, в период «германского экономического чуда» норма накопления в Германии выросла с 7,9% в 1851-1860 гг. до 15,9% в 1891-1913 гг. В те же самые годы в Великобритании норма накопления снизилась с 11,5% в 1860-1869 гг. до 6% в 1890-1899 гг., что сопровождалось деиндустриализацией страны [50]. В итоге, если в середине XIX в. по размеру промышленного производства Великобритания превосходила Германию в несколько раз, то к началу XX века страны поменялись местами, и теперь уже Германия по объему промышленного производства значительно опережала Великобританию.

В период Великой депрессии норма накопления упала в несколько раз. Так, сбережения частных фирм в США сократились с 11,5 млрд. долл. в 1929 г. до 2,6 млрд. долл. в 1933 г. и не достигли докризисного уровня вплоть до 1941 г. Сбережения частных лиц в 1932 и 1933 гг. составили отрицательную величину, а все остальные годы депрессии были невелики или просто ничтожны [51].

Д.М.Кейнс предполагал, что государство может разными способами воздействовать на норму накопления; однако очевидных свидетельств этого в экономической истории стран с рыночной экономикой не существует [52]. Как представляется, в рыночной экономике данный показатель определяется не столько какими-то временными стимулирующими действиями государства, сколько базовыми условиями экономического роста, от которых и зависит, будет ли в стране экономический рост или нет, будет ли в ней происходить индустриализация или деиндустриализация. Поэтому норму накопления в рыночной экономике имеет смысл рассматривать не столько как фактор экономического роста, сколько как показатель инвестиционной активности, которая, в свою очередь, зависит от того, имеются ли базовые условия экономического роста. Если этих условий нет, то норма накопления, т.е. инвестиционная активность, будет низкой; и наоборот, если эти условия есть, то норма накопления (инвестиционная активность) будет высокой.

Итак, что же это за базовые условия? Для того, чтобы их сформулировать, надо понять главные причины, вызывающие длительные экономические кризисы и депрессии. В предыдущем разделе в Главе XIII было сформулировано понятие кризиса коррупции и цикла коррупции. Эти социально-экономические циклы и кризисы существовали и в древности, и в последние столетия, и продолжают существовать в современную эпоху. В истории современной западноевропейской цивилизации было пять таких циклов, сейчас мы живем в конце 5-го цикла.

Если отвлечься от социальных причин, вызывающих кризисы коррупции, и оставить для рассмотрения в настоящей главе, посвященной экономике, лишь их экономические причины, и не учитывать при этом влияние на экономику демографических факторов, которые были ранее уже исследованы, то мы придем к следующему. Есть три фундаментальные тенденции в экономике, которые усиливаются в течение цикла коррупции и достигают своего пика в его последней фазе. Все они оказывают отрицательное воздействие на производство и экономический рост:

· Монополизация рынков

· Рост экономического неравенства

· Рост коррупции и преступности

Кроме того, мы живем в условиях глобализации, когда действуют еще и специфические факторы, связанные с данным явлением. Наиболее важными из них, влияющими на производство и экономический рост, являются следующие:

· Чрезмерная внешняя конкуренция

· Воздействие глобальной спекулятивной экономики

В предыдущих разделах все эти тенденции были описаны, с приведением современных примеров и примеров из экономической истории (см. Главу IV и п. 13.4), и поэтому нет нужды терять время на их повторное описание. В совокупности, влияние всех этих тенденций приводит к существенной трансформации экономики, причем экономика и происходящие в ней процессы продолжают трансформироваться по мере продолжения глобализации и цикла коррупции. Можно было бы назвать это «саморазвивающейся экономикой», но со знаком минус, поэтому больше подходит термин «саморазрушающаяся экономика».

В нескольких словах механизм этого процесса можно описать следующим образом. Если цикл коррупции и цикл глобализации развиваются одновременно, как это происходило в последние столетия, то на первом этапе происходит исчезновение индивидуальных экономик отдельных государств, которые становятся частью глобальной экономики и приобретают ту или иную «специализацию» в рамках последней. При этом большинство слаборазвитых стран попросту превращается в «сырьевые придатки», поставляющие сырье и трудовые ресурсы, их промышленность уничтожается, а национальные рынки становятся частью глобального потребительского рынка. В этих странах базовые условия экономического роста исчезают совсем или резко ухудшаются уже на данном этапе, поскольку, как было показано в Разделе 2, никакое развитие промышленности в слаборазвитых странах невозможно, если они полностью открыты для конкуренции со стороны промышленно развитых стран.

Однако последним вхождение в глобальную экономику менее развитых стран дает возможность расширять свое производство и развиваться, за счет увеличения внешних рынков сбыта своей продукции. В течение последнего цикла указанный процесс расширения глобальной экономики происходил в период с конца 1960-х по начало 2000-х гг.

После того как все основные страны мира уже вошли в глобальную экономику (последними в нашем случае были Восточная Европа, страны бывшего СССР и Мексика в 1990-х – начале 2000-х гг.), то дальнейшее расширение глобального рынка становится невозможным, так как больше в мире не существует стран, еще не вошедших в глобальный рынок. В то же время, иного пути развития глобальной экономики, кроме как посредством ее географического расширения, к тому моменту уже не существует. Причина состоит в том, что параллельно указанным выше процессам в течение цикла коррупции происходят другие тенденции, которые подрывают внутренние условия для экономического роста: монополизация, рост коррупции, преступности, экономического неравенства, спекуляции. Это проявляется в следующем:

- ухудшается конкурентная среда, многие глобальные товарные рынки и местные рынки услуг оказываются поделенными между монополистами и коррумпированными группами;

- резко возрастают риски предпринимательской деятельности для компаний, не являющихся монополистами и членами коррумпированных групп;

- рост экономического неравенства подрывает платежеспособный спрос населения, начинается сжатие глобального потребительского спроса;

- спекуляция порождает экономическую нестабильность, которая подрывает стимулы к расширению производства и служит причиной дефолтов и банкротств;

- монополизм и коррупция тормозят внедрение новых технологий;

- расширяется организованная преступность и нелегальная экономика.

Таким образом, в финальной фазе цикла глобальная экономика достигает своего предельного расширения, после чего лишается условий для своего дальнейшего развития. Дальнейший экономический рост становится невозможным. И это происходит по одной простой причине – нарушается нормально функционирование рыночной экономики, она исчезает, и на смену ей является нечто, лишь внешне напоминающее рыночную экономику.

Такие же или похожие явления происходили и в прошлом во время кризисов коррупции. Во время предыдущего, 4-го, цикла коррупции Карл Маркс писал о неизбежной гибели капитализма, под которым он понимал именно ту глобальную модель капитализма, которую наблюдал воочию и которую описал в своих трудах. В конечном счете, его пророчество оказалось верным. К 1930-м годам капитализм (рыночная экономика) почти повсеместно в континентальной Европе потерпел крах и исчез, уступив место нерыночным системам, сложившимся в СССР (социализм) и в Западной и Центральной Европе [53]. Анализ того, как происходил этот процесс водворения нерыночных систем, показывает, что он происходил постепенно, по мере того, как все менее удовлетворительно функционировала рыночная система.

Вместе с тем, как показывает история, крах рыночной экономики не является неизбежным. В США благодаря реформам Франклина Рузвельта его удалось избежать (см. п. 7.3.4). Великобритании удалось сделать то же самое, благодаря двум сериям реформ: реформ Ллойд Джорджа начала XX века, позволивших в последующем снизить остроту Великой депрессии (от которой Великобритания пострадала меньше остальных стран), и реформ лейбористов после Второй мировой войны, которые способствовали началу быстрого экономического роста в стране [54].

Итак, если мы суммируем ту причину, по которой экономический рост в середине цикла прекращается в менее развитых странах: чрезмерная внешняя конкуренция, - с той причиной, по которой он в конце цикла прекращается во всем остальном мире: трансформация и исчезновение рыночного механизма, - то в совокупности мы можем сформулировать те базовые условия, от которых зависит экономический рост:

O Базовыми условиями экономического роста являются: нормальное функционирование рыночного механизма в рамках национального или регионального рынка и его защищенность от чрезмерной конкуренции со стороны внешнего рынка.

Что касается второго условия, то в Разделе 2 уже были достаточно подробно освещены принципы построения системы протекционизма, основная роль которой заключается как раз в устранении чрезмерной конкуренции со стороны внешнего рынка и, в целом, негативного влияния глобализации. Но протекционизм не способен восстановить первое условие: нормальное функционирование рыночного механизма, - если оно уже было нарушено. Эта задача является, как правило, более сложной, чем построение системы протекционизма.

Разумеется, как и в случае с введением национальной покровительственной системы, восстановить нормальное функционирование рыночного механизма на национальном уровне способно лишь государство. По существу речь идет об устранении тех диспропорций и негативных влияний в экономике, которые связаны с описанными выше пагубными тенденциями - монополизацией, коррупцией, преступностью, экономическим неравенством. В целом речь идет о революционных преобразованиях, суть которых состоит в переходе к принципиально иной социально-экономической системе – системе национальной демократии. Трудно или невозможно предвидеть и описать все практические вопросы, которые необходимо решить для успеха таких преобразований, поскольку, как уже говорилось, они должны затрагивать не только сферу экономики, но и социальную, политическую и прочие сферы. В последующих двух главах рассматриваются теоретические и некоторые практические вопросы, связанные в основном с преобразованиями в экономической сфере, которые способны восстановить в экономике нормальные условия для экономического роста.

[1] Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 23, с. 735-738, 760-772

[2] См. интервью Чубайса газете «Завтра»: «Российский капитализм: От первоначального накопления капитала — к развитию» (http://www.zavtra.ru/cgi/veil/data/zavtra/06/670/41.html)

[3] J-F.Bergier. The Industrial Bourgeoisie and the Rise of the Working Class 1700-1914. Fontana Economic History of Europe, ed. by C.Cipolla. Vol. III, Glasgow, 1978, p. 412

[4] Ibid, pp. 412-413

[5] Hill C. Reformation to Industrial Revolution. A Social and Economic History of Britain, 1530-1780. Bristol, 1967, p. 199

[6] Ibid. p. 64; Wallerstein I. The Modern World-System. Capitalist Agriculture and the Origins of the European World-Economy in the Sixteenth Century. New York, 1974, p. 80

[7] Hill C. Reformation… pp. 223, 216, 199

[8] См. Кузовков Ю.В. История коррупции в России. М., 2010, глава XVI, где данный тезис обоснован, и где приведен ряд мнений экономистов и публицистов по этому вопросу.

[9] J-F.Bergier. The Industrial Bourgeoisie… p. 412

[10] Kaldor Nickolas. Alternative Theories of Distribution. Review of Economic Studies, 1955-1956, vol. XXIII, No. 2

[11] The American Economic Review, March 1962, pp. 12-15

[12] Райнерт Э. Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными. М., 2011, с. 279-281

[13] Шумпетер Й. Теория экономического развития. Исследование предпринимательской прибыли, капитала, кредита, процента и цикла конъюнктуры. М., 1982, с. 79

[14] Ibid, с. 301

[15] Ibid, с. 239

[16] Ibid, с. 400, 386. Вместе с тем, он выделяет и второй тип кризисов, вызванных внешними факторами; такие кризисы есть не что иное как «следствия нарушений экономических процессов, вызванных внешними факторами» (с. 392, 395).

[17] П.Самуэльсон. Экономика. М., 1992

[18] Приоритетное значение данного показателя было впервые обосновано в трудах Д.М.Кейнса

[19] Milward A., Saul S. The Economic Development of Continental Europe, 1780-1870. Totowa, 1973, p. 171

[20] Перес К. Технологические революции и финансовый капитал. Динамика пузырей и периодов процветания. М., 2011

[21] Журнал «Эксперт», № 2, 2012, с. 35-37

[22] J.Galbraith.The Great Crash 1929. Boston, 1979, p. 2

[23] Н.Фергюсон. Восхождение денег. М., 2010, с. 178

[24] Э.Иванян. История США. М., 2008 г., с. 361

[25] W.Rostow. The World Economy since 1945: A Stylized Historical Analysis. Economic History Review, Vol. 38, No 2, 1985, pp. 264-274

[26] W.Sombart. Der Moderne Kapitalismus. Munchen, 1902

[27] Райнерт Э. Как богатые страны… с. 248-263

[28] ibid

[29] Clark C. Population Growth and Land Use. New York, 1968, p. 274; Райнерт Э. Как богатые страны… с. 267, 221

[30] П.Самуэльсон. Экономика. М., 1992, т 2, с.333

[31] Так, темпы роста ВВП Европейского сообщества в 2012 году ожидаются на уровне 0-1%; а средний уровень безработицы в ЕС в начале 2012 г. составлял немногим менее 11%.

[32] L.Schwarz, London in the Age of Industrialisation. Entrepreneurs, labour force and living conditions, 1700-1850, Cambridge, 1993, pp.100, 226

[33] А.Смит. Исследование о природе и причинах богатства народов. М., 1962 г., с. 342

[34] J.Belchem, Industrialization … pp. 35, 153

[35] Механизм данного явления можно объяснить следующим образом. По-видимому, имеет место эффект мультипликатора. Рост занятости приводит к увеличению доходов населения и массового спроса на изделия промышленности; это приводит к росту производства и стимулирует внедрение новых технологий. При этом растет производительность труда, что делает возможным экономический рост и в условиях 100%-й занятости.

[36] П.Самуэльсон. Экономика. М., 1992, т 2, с.143

[37] Д.Харви. Краткая история неолиберализма. Актуальное прочтение. М., 2007, с. 215

[38] Одним из таких редких примеров нехватки капитала является Западная Европа после Второй мировой войны, для восстановления которой потребовалась американская помощь в рамках плана Маршалла. Но это было связано с чрезвычайными обстоятельствами послевоенной разрухи.

[39] Павленко Н.И. Петр Великий. М, 2010, с. 686

[40] Blum J. Lord and Peasant in Russia. From the Ninth to the Nineteenth Century. New York, 1964, pp. 309, 468; Буровский А.М. Несостоявшаяся империя. Красноярск-Москва, 2001, с. 437; Ключевский, Лекция LXXX

[41] Д.И.Девятисильная. Фабрики и заводы в царствование императора Петра Великого. Историко-экономическое исследование. Киев, 1917, с. 72-75

[42] Чечулин Н.Д. Очерки по истории русских финансов в царствование Екатерины II. С-Петербург, 1906, с. 222; Рожков Н.А. Русская история… т. 7, с. 41

[43] Туган-Барановский М.И. Русская фабрика. М.-Л., 1934, с. 60-66

[44] Струмилин С.Г. Очерки экономической истории России. М., 1960, с. 278-316, 343; Туган-Барановский М.И. Русская фабрика. М.-Л., 1934, с. 25-26

[45] Например, по данным историка Д.Блюма, все или почти все из 130 хлопчатобумажных фабрик города Иваново в 1840-е годы принадлежали крестьянам, ставшим предпринимателями. Blum J. Lord and Peasant… p. 301

[46] Tocqueville Alexis de. Democracy in America. Chicago, 1855/2000, p. 515

[47] Как писал один из основателей старой институциональной школы экономист Торстейн Веблен, ежедневная деятельность – это причина создания институтов, а не наоборот.

[48] Райнерт Э. Как богатые страны… с. 248

[49] Не путать с условиями производства, о которых выше было сказано

[50] D.Landes, Chapter V: Technological Change and Development in Western Europe, 1750-1914, in: Cambridge Economic History of Europe, Cambridge, 1965, Vol. VI, Part I, p. 556

[51] Д.Гэлбрейт. Новое индустриальное общество. М-С.Пб., 2004, с. 77

[52] Такие примеры существуют лишь для нерыночной или квази-рыночной (при полном огосударствлении) экономики, где повысить норму накопления возможно, например, за счет увеличения инвестиций со стороны государства или директивным путем, принуждая частные компании инвестировать. Но как показывает экономическая история, это не самый эффективный путь к экономическому росту. Например, как пишет экономический историк Х.Джеймс, в Германии Третьего рейха (где сложилась нерыночная экономика, и применялись директивные методы ускорения экономического роста) происходило «непрерывное ухудшение качества потребительских товаров, очевидное для общества. Если представить, какой была бы Германия, если бы не было войны, то в условиях политики, проводимой нацистами, это была бы страна с низкой заработной платой и высоким уровнем инвестиций, которая производила бы все более дешевые и все более дрянные товары». H.James. The German Slump, Politics and Economics, 1924-1936. Oxford, 1986, p. 417

[53] В Третьем рейхе и в других странах Западной и Центральной Европы, находившихся под властью нацистов, сложилась особая разновидность нерыночной экономической системы, названная автором режимом восточной деспотии. См. п. 14.2 «Классификация систем в развитых цивилизациях».

[54] См. Кузовков Ю.В. Мировая история коррупции. М., 2010, пп. 15.3 и 19.2