Глава 24, Книга 3, Юрий Кузовков, "История коррупции в России"

Глава XXIV. Хрущевская десятилетка (1954-1964 гг.)

После смерти Сталина остро встал вопрос о выборе дальнейшего пути развития страны. И дело не только в том, что умер правитель, бессменно и авторитарно правивший страной в течение почти трех десятилетий, и что смена правителя в таком случае всегда в истории приводила к переоценке действительности и к определенной смене курса. Сама логика, по которой шло развитие страны, требовала сделать дальнейший выбор. Мы видели, что строительство социализма, начатое Россией в конце 1920-х годов, когда стартовали индустриализация и коллективизация, было вынужденным шагом, иными словами, у нее не было иного выбора. Теперь же, к середине 1950-х годов, когда задачи защиты от внешних врагов были в целом решены, СССР получил «ядерный зонтик» и мог, наконец, почувствовать себя в относительной безопасности, перед страной существовала возможность выбирать, в каком направлении развиваться дальше.

Сказанное выше не является неким теоретизированием, отвлеченным от реальных фактов. Вскоре после смерти Сталина попытку сделать такой новый выбор действительно предпринял Г.Маленков, являвшийся на тот момент главой правительства (председателем Совета министров) и формально первым лицом в государстве. Как пишет В.В.Кожинов, «всего пять месяцев спустя после смерти Сталина, 8 августа 1953 года, выступая на заседании Верховного Совета СССР… Маленков заявил о необходимости перейти к преимущественному производству средств потребления, утверждая, в частности: «Теперь на базе достигнутых успехов в развитии тяжелой промышленности у нас есть все условия для того, чтобы организовать крутой подъем производства предметов народного потребления» ([111] с.930). Это выступление вызвало необычайный энтузиазм среди многих слоев населения, особенно среди крестьян, которые (между прочим) все еще составляли большинство населения страны. По свидетельствам современников, в деревне газету с маленковской речью зачитывали буквально до дыр, крестьяне говорили о Маленкове: «вот этот – за нас!». «Конечно же, - пишет историк (выделено им), - и «сельские бедняки», и вообще большинство населения страны с безусловным одобрением восприняли маленковский доклад. Но у активной в политическо-идеологическом отношении части людей эта программа вызывала сомнение или даже прямое отрицание» ([111] с.938). Одна из причин такого отношения состояла в том, что под «производством средств производства» подразумевалась, прежде всего, оборонная промышленность, а притормаживать ее развитие в условиях развернувшейся холодной войны с Западом многим казалось несвоевременной затеей.

Но вскоре Георгий Максимилианович обосновал свои предложения. 12 марта 1954 г. он провозгласил, что прямое противоборство СССР и Запада «при современных средствах войны означает гибель мировой цивилизации», а потому нет смысла все развитие страны базировать на ожидании неизбежности такого военного противоборства. Таким образом, пишет Кожинов, «послесталинское государство явно предлагало кардинальную ревизию прежней программы, ибо выдвинуло в качестве главной цели экономики производство средств потребления (за счет средств производства), а кроме того, устами Маленкова объявило о немыслимости войн между мирами социализма и капитализма в «атомную эпоху»» ([111] с.936-937). Были намечены и конкретные шаги по развитию потребительского сектора – резкое увеличение инвестиций в легкую и пищевую промышленность, сельское хозяйство, снижение сельхозналога, списание недоимок по сельхозналогу за прошлые годы, увеличение приусадебных участков колхозников, повышение заготовительных цен на сельхозпродукцию и т.д. В частности, уже в сентябре 1953 г. были вдвое повышены государственные закупочные цены на молоко, в 5 раз - на скот и птицу ([99] с.547).

Предложения Маленкова, если бы они были приняты и начали воплощаться в жизнь, могли привести к существенным изменениям во всех сферах жизни общества. Во-первых, началось бы реальное быстрое улучшение жизни населения – то, чего не было возможности достичь ранее. Во-вторых, при определении стратегии развития страны возобладали бы не какие-то отвлеченные от жизни коммунистические догмы, а здравый смысл. В-третьих, если бы страна начала активно заниматься развитием потребительского сектора, то ей легче было бы сделать и следующий шаг – допустить развитие рыночных отношений и сети мелких частных предприятий, обслуживающих население и выпускающих потребительские товары. Таким образом, могло бы начаться формирование новой социально-экономической системы, более гибкой и совершенной, например, «рыночного социализма», с которым пытались экспериментировать страны Восточной Европы[1]. Одновременно население, которое тогда еще не окончательно забыло, что такое рыночные отношения, можно было начать приучать к цивилизованным и ответственным рыночным отношениям, а не к хищническим, какие возникают в условиях дикого, ничем не ограниченного капитализма. Внедрение рыночных отношений в потребительский сектор совершенно не означало отказ от «завоеваний социализма», о чем и в то время, и позднее твердили советские идеологи. Как раз наоборот, это означало бы разворот в сторону человека и лучшего удовлетворения его потребностей, что сеть мелких частных предприятий потребительского сектора могла сделать намного лучше неповоротливых государственных предприятий, ориентированных на выполнение плана.

Активный сторонник и пропагандист советского социалистического строя С.Г.Кара-Мурза спрашивал в 2001 году, обращаясь к критикам этого строя (Шафаревичу, Зорькину и другим): в какой исторический момент после 1917 года, по их мнению, нужно было действовать иначе, строить что-то другое, а не то, что в итоге получилось и потерпело крах в конце столетия ([99] с.146). Как видим, сами исторические факты нам дают ответ на этот вопрос. Если бы советское руководство, как и ранее, думало головой, а не считало, что все уже давно решено Марксом, то история нашей страны во второй половине XX века могла бы пойти совершенно по-другому. План Маленкова был отвергнут потому, что он не соответствовал догмам Маркса об опережающем развитии средств производства над предметами потребления. А то, что надо руководствоваться не догмами Маркса, а нуждами народа и здравым смыслом, никто в руководстве не подумал. С этого, собственно говоря, и начался тот разрыв между народом и партийной верхушкой, который достиг своего пика в 1980-е гг. – с того, что начали думать не о нуждах страны и ее народа, а о том, насколько те или иные шаги верны с точки зрения коммунистической идеологии.

Я не оговорился, сказав, что ранее, до середины 1950-х гг., советское руководство в основном думало головой, а не опиралось на марксистские догмы. Можно даже утверждать, что все победы и достижения нашей страны в период с 1917 г. по 1953 г. были достигнуты благодаря решениям советского руководства, принятым вопреки учению Маркса. Действительно, само первое в мире государство рабочих и крестьян было построено в России после Революции вопреки Марксу – тот отрицал возможность построения пролетарского государства отдельно от остального мира, и уж тем более государства, в котором 85% населения составляли крестьяне. НЭП был введен Лениным также вопреки всякому марксизму. Далее, как уже говорилось, необходимость строительства социализма в России высказывали несколько поколений русских революционеров и мыслителей еще задолго до начала массового увлечения марксизмом. Поэтому это также была идея, родившаяся на русской почве, а вовсе не привнесенная Марксом. Но конкретное решение начать строить социализм – проводить индустриализацию и коллективизацию – было принято в конце 1920-х годов в связи с военной угрозой со стороны «мирового империализма». И это опять же был чисто наш, русский вывод. Учение о мировом империализме обосновал Ленин в начале XX века, Маркс никогда ни о чем подобном не писал. Он и не мог об этом писать – он сам был агентом мирового империализма (мировой олигархии), поэтому обязан был помалкивать о его существовании.

Таким образом, мы видим, что действительные ответы на извечные русские вопросы о том, что происходит в мире и в стране (кто виноват?), и как нужно действовать (что делать?), - рождались у самих русских мыслителей и революционеров. А марксизм и другие теории, приходившие с Запада, России всегда только вредили. И это не могло быть иначе – в абсолютном большинстве эти теории в последние два столетия и приобретали необыкновенную популярность и имидж «великих теорий» на Западе лишь потому, что они были вредительскими теориями, служившими задаче расколоть общество на группы непримиримых идеологических противников, запутать людей, обмануть логику, оболгать исторический опыт, вселить людям ложные установки и цели. Все эти теории были призваны служить одной цели – разгромить государство и нацию (не только русскую, но и любую другую) и установить над ней власть олигархии. Той же цели служила и продолжает служить либеральная экономическая теория, «раскрученная» Англией еще в первой половине XIX в. И с этой же целью во второй половине XIX века был запущен новый проект под названием «марксизм» - из Маркса сделали гения, хотя на самом деле он был всего лишь обычным философом, каких имеется немало, посредственным экономистом и еще более посредственным историком, допустившим множество искажений истории (подробнее см.: [125] глава XVIII).

Но так или иначе, накануне Революции марксизм получил в России очень широкую массовую популярность; поэтому у Ленина, а позднее у Сталина, практически не было выбора. Они были политиками, а вовсе не теоретиками, им некогда было создавать новые теории, а приходилось ради решения стоящих политических задач использовать ту теорию, которой были увлечены массы. При этом, конечно, они и сами все более начинали проникаться верой в марксизм и превращались в заложники этого учения. Как уже было сказано, Сталин начал насаждать повсеместно официальную марксистскую «религию» в конце 1920-х годов не ради какой-то прихоти, а для того, чтобы успешно провести намеченную индустриализацию и коллективизацию. Дело в том, что по-другому втолковать партийной массе, простому народу и интеллигенции принятое партийной верхушкой решение не было никакой возможности. Как правая оппозиция в самом ЦК партии ранее не соглашалась с тезисом о том, что Запад хочет уничтожить Россию (и чтобы не допустить этого, нужно прибегнуть к жесткой мобилизационной модели развития), точно так же с этим тезисом не согласилась бы и значительная часть интеллигенции, не говоря уже о простом народе. И тогда вместо практического осуществления индустриализации все общество впало бы в бесконечные дискуссии, подобные тем, которые до этого шли на пленумах и съездах партии с правой оппозицией. Для того чтобы обосновать это по сути верное решение партийного руководства, Сталин и решил использовать марксизм, которым и без того уже была заражена значительная часть общества, стал насаждать его в качестве новой официальной «религии». А всех несогласных с ней (в первую очередь интеллигенцию) уже тогда начали ссылать в ссылки и лагеря.

Как мы знаем, решение партийной верхушки о введении мобилизационной модели социализма оказалось верным – Великая Отечественная война это доказала. Однако обратной стороной проводившейся политики оказалось то, что вся страна, включая партийную верхушку и самого Сталина, уверовала в непогрешимость марксизма, и приверженность этому учению превратилась в своего рода фанатичную религиозную веру. Так, хотя Сталин и любил повторять в течение своей жизни: «Если на все вопросы будете искать ответы у Маркса, то пропадете», но сам все чаще не соблюдал эту истину[2]. Особенно это стало заметно в пожилом возрасте, когда он занялся разработкой марксистской экономической теории, возможно, уверовав в свою «гениальность» под влиянием сложившегося в стране культа великого вождя. В последний год жизни он выпустил книгу «Экономические проблемы социализма в СССР», своего рода учебник политэкономии социализма, в котором, помимо прочего, декларировалась необходимость отмены в будущем денег и товарно-денежных отношений – в точном соответствии с тем, как это описывал Маркс. А как без денег будут жить люди, на что и каким образом они будут покупать или получать еду и необходимые вещи, в книге совершенно не объяснялось, равно как не объяснялось это и у Маркса.

Я уже не говорю о более сложных экономических проблемах, возникающих при попытке осуществления данного марксистского тезиса. Согласно экономической теории, стоимость товаров устанавливается только в процессе рыночного обмена[3]. Если рыночный обмен при социализме полностью отменен и заменен распределением товаров, то тем самым подорвана основа для формирования (нормальной) стоимости товаров. Отсюда - тот страшный чиновничий произвол и волюнтаризм во всем: в установлении цен, в планировании, - который и начался в последующие десятилетия. К примеру, малолитражный легковой автомобиль отечественного производства в 1970-е годы стоил в СССР столько же, сколько новая квартира в благоустроенном доме, что было явно ненормальной ситуацией. Но ни об одной из этих проблем в книге Сталина не было ни слова. Более того, в этой книге, напичканной цитатами Маркса, Энгельса и Ленина, не упоминался ни один экономист. «Такое впечатление, - пишет И.Шафаревич, - что автор вообще не держал в руках работ экономистов, кроме «классиков». Зато марксизм молчаливо принимается как абсолютная истина: «мы, марксисты, исходим из известного марксистского положения…», «немарксистский – следовательно, глубоко ошибочный» и т.д.» ([263] с.614).

К этому надо добавить, что Маркс, кроме небольшого набора туманных фраз, о социализме никогда ничего толком не писал. Ленину тоже было некогда разрабатывать теорию социализма, он своими работами решал лишь ближайшие практические задачи. У Сталина же не было экономического образования; а он, вместо того, чтобы восполнить этот пробел, а уж потом разрабатывать основы экономики социализма, решил, что и нескольких туманных замечаний Маркса о социализме будет вполне достаточно, и принялся их «обсасывать» с разных сторон. Так и родилась «политэкономия социализма», которая с самого начала напоминала не науку, а катехизис религиозной веры.

В дальнейшем это утопическое учение (вернее, этот набор утопических, а порой и просто бредовых, идей) обрастало все новыми и новыми «перлами», которые с важным видом во всех вузах преподавали новоиспеченные ученые мужи – политэкономы. Они открывали все новые и новые «законы социализма»: например, «о неуклонном росте производительности труда при социализме», «о неуклонном повышении материального благосостоянии населения при социализме» и т.д. За это им присваивали докторские и академические звания, и они всегда были готовы поправить и наслать анафему на любого автора или чиновника, который допустил малейшее отступление от догматов «марксистско-ленинского учения».

Насадив догматическую марксистско-ленинскую идеологию, Сталин на 60 лет затормозил развитие в России-СССР знаний в области общественных наук. Но и после падения советской системы ничего не изменилось: то, что Россия заимствует сегодня на Западе в этой области (либеральная экономическая школа, западная концепция прогресса, западная концепция демократии и т.д.), представляет собой такие же ложные теории, оторванные от реальных фактов и реальной жизни, как и марксистское учение. Поэтому этот плакат сегодня не менее актуален, чем в XX веке.

Без сомнения, значительная часть населения, причем, наиболее образованная и активная, была в то время настолько «оболванена» этой коммунистической идеологией, что с трудом воспринимала какую-то иную логику. Поэтому предложения Маленкова, в своей основе совершенно разумные и логичные, среди этой части населения не получили поддержки, а в рядах государственного и партийного руководства их и вовсе заклеймили бранными словами. Как пишет В.Кожинов, в январе 1955 года, выступая на Пленуме ЦК, Хрущев «причислил Маленкова к «горе-теоретикам», которые «пытаются доказывать, что на каком-то этапе социалистического строительства развитие тяжелой промышленности якобы перестает быть главной задачей и что легкая промышленность может и должна опережать все другие отрасли… Это отрыжка правого уклона…»». Хрущев, - продолжает историк, - «категорически отверг эту программу, определив ее словом, давно ставшим бранным – «оппортунизм», - и получил, по сути дела, всеобщую поддержку. На том же Пленуме Молотов обрушился на маленковскую речь, произнесенную 12 марта 1954 года: «Не о «гибели мировой цивилизации» и не о «гибели человеческого рода» должен говорить коммунист, а о том, чтобы подготовить и мобилизовать все силы для гибели буржуазии». Это означало, помимо прочего, что необходимо всемерно развивать тяжелую промышленность – основу военной» ([111] с.930, 937). Критика маленковской программы получила на пленуме всеобщую поддержку, и через две недели Маленков был снят с поста председателя Совета министров СССР.

Как видим, при помощи каких-то косноязычных коммунистических терминов и весьма спорных марксистских догм: «отрыжка правого уклона», «оппортунизм», «опережающее развитие тяжелой промышленности», «мобилизация всех сил для гибели буржуазии», - была отвергнута и предана анафеме совершенно разумная и ориентированная на интересы основной массы населения маленковская программа. Это предопределило на несколько десятилетий то чудовищное непропорциональное развитие военной промышленности, которое стало характерной чертой советской экономики в хрущевско-брежневский период. «По оценкам экспертов, - пишет С.Кара-Мурза, - нормальной экономикой, не подчиненной целям обороны, было лишь около 20% народного хозяйства СССР (значит, 80% работало на оборону! – Ю.К.). Запад же, при его уровне индустриализации, подчинял внеэкономическим критериям не более 20% хозяйства» ([99] с.369).

В сталинский период такой перекос в сторону военной экономики был понятен, и иного варианта у нашей страны просто не было: надо было создавать сначала «танковый щит» против Гитлера, затем «ядерный щит» против США. Но с середины 1950-х годов и вплоть до распада СССР в 1991 г. необходимости в таких огромных затратах на оборону уже не было – для «ядерного сдерживания» был достаточен относительно небольшой запас ядерного оружия и относительно небольшая армия. В реальности же все вышло наоборот. Известно, что в 1970-е годы СССР при помощи накопленных к тому времени ядерных арсеналов мог уничтожить весь земной шар пять или шесть раз. А его военный потенциал в обычных видах вооружений (количество танков, самолетов, численность сухопутной армии и т.д.) значительно превышал противостоявший ему в Западной Европе военный потенциал НАТО. Ни в том, ни в другом не было никакого смысла. Кто-нибудь может объяснить, какой смысл вообще мог состоять в том, чтобы пытаться уничтожить земной шар более 1 раза? Или какой смысл было держать огромную сухопутную армию против Западной Европы, в то время как весь этот крошечный субконтинент можно было стереть с лица земли одним нажатием кнопки? И на эту бессмыслицу работали не какие-нибудь лишние или избыточные мощности, на все это работало 80% экономики, все самые лучшие кадры страны, страна выбивалась из сил, люди страдали от хронического дефицита продовольствия и потребительских товаров. И все ради чего?

Все же объяснить это полное отсутствие здравого смысла только тем, что советское руководство начиталось Маркса, невозможно даже при большом желании. Очевидно, были иные мотивы такой политики, которая, без сомнения, оказала большое влияние на восприятие Советского Союза за рубежом и внутри страны, сильно пошатнула доверие к советскому руководству и со стороны прогрессивных сил во всем мире, и со стороны советского народа. Судя по всему, марксистская идеология служила лишь удобной идеологической завесой для проведения этой политики. Истинные же ее причины, равно как и многих других тенденций жизни СССР, впервые проявившихся при Хрущеве, состояли в том, что власть в стране захватила партократия – одна из форм олигархии. Олигархия всегда действует по одной и той же программе, которая, как было показано во второй книге трилогии, сохранялась неизменной в течение тысячелетий, вне зависимости от страны и эпохи, менялись лишь некоторые внешние атрибуты этой программы. И партократия действовала в целом по той же самой программе: ее главная цель состояла в установлении своей безграничной власти над населением; отличались лишь конкретные методы достижения этой цели. Партократия не могла для установления такой власти использовать накопление личного богатства, как это делает классическая олигархия, так как это противоречило основам советской идеологии. Но она могла использовать другие методы. Например, заставить все население стоять в бесконечных очередях, а самим получать все необходимое в распределителе – это был один из методов. Другой метод состоял, к примеру, в том, чтобы «вдалбливать» всему населению коммунистические догмы и следить за тем, чтобы все исправно «молились» коммунистическим идолам и соблюдали установленные запреты – к тем же методам установления власти над обществом когда-то прибегали жрецы и духовенство. А сама партократия могла потихоньку смеяться над этими догмами, рассказывать в своем кругу антисоветские анекдоты и совершать такие нарушения установленных запретов, которые простые советские люди не могли себе и представить. Само разрастание военно-промышленного комплекса и накопление немереных арсеналов оружия тоже служило той же цели: за рубежом теперь стали бояться СССР и его правящую верхушку. Внутри же страны явный перекос в сторону военного сектора был также на руку партократии: значительная часть населения, причем, наиболее способная и активная, работала на военных предприятиях или служила в армии, где ничего не могла, как говорится, ни пикнуть, ни каким-либо иным образом выразить свое недовольство. Все это тоже вело к усилению власти партократии: ведь ощущение власти и складывается из того, что тебя боятся и тебе подчиняются. Как будет показано далее, вся политика Хрущева была продиктована именно этими мотивами, никакими иными мотивами объяснить эту политику просто невозможно.

24.2. О роли «базиса» и «надстройки» в жизни общества

Приход в СССР к власти партократии в середине 1950-х годов – факт общеизвестный и общепризнанный. Об этом писали и пишут многие авторы, употребляя похожие термины – партократия, партийная номенклатура, партийные кланы и т.д. Например, И.Шафаревич пишет: «Социализм породил и «своих собственных могильщиков» - криминализированную партийную номенклатуру…» ([263] с.630). Р.Баландин пишет, что с хрущевского периода началось вырождение советского строя в «систему партократии»; а в другой своей книге утверждает, что «с хрущевских времен и до настоящего времени власть в СССР, а затем в Российской Федерации захватили представители того самого слоя, против которого ополчился Сталин» ([17] с.270; [16] с.284). С.Кара-Мурза не любит слов «партократия» и «номенклатура», но суть явления описывает так же: по его словам, при Хрущеве произошло разрушение духовной связи советского государства с народом, начался волюнтаризм и профанация государства ([99] с.548). А.Шубин отмечает, что в течение 1950-1980-х гг. наша страна проделала путь «постепенного распада правящей элиты на все более влиятельные кланы»; а в другой книге пишет, что «в 70-е гг. на интеллигентских кухнях и в заводских курилках втихомолку обсуждалась страшная государственная тайна – в СССР есть и эксплуатация, и угнетение человека человеком, и бюрократы представляют собой настоящий эксплуататорский класс» ([266] с.403; [265] с.92).

Поразительно, насколько единодушной в конце существования СССР была ненависть к партократии. Она объединяла такие слои общества, какие ничем иным объединить невозможно, и таких людей, которые в обычных условиях друг другу и руки не подадут: ярых антисоветчиков и защитников завоеваний социализма, демократов и сталинистов, космополитов-западников и русских националистов. Несмотря на все их различие взглядов, когда речь заходила о партократии или партийной номенклатуре, то возникало поразительное единство мнений и взглядов. Во время попытки государственного переворота (ГКЧП) в августе 1991 г. тысячи людей собралась по своей собственной инициативе у здания Дома Союзов (Белого дома), чтобы защитить новую нарождающуюся власть от поползновений партократии – члены ГКЧП однозначно воспринимались как партократия, и я даже знал лично нескольких молодых людей, обычных москвичей, которые пошли именно от нее защищать Белый дом. Собственно говоря, Ельцин и приобрел в тот момент такую необыкновенную популярность (которая потом исчезла), потому что народ его воспринимал как борца с партократией. Став председателем Госкомимущества России в 1991 г., А.Чубайс в начале своей деятельности обосновывал необходимость быстрой приватизации советской промышленности тем, что это позволит окончательно разгромить коммунистическую партократию и устранит угрозу нового захвата ею власти. И это было довольно сильным аргументом, который и он, и первый президент России Б.Ельцин многократно повторяли в течение нескольких лет. Позднее выяснилось, для чего на самом деле проводилась приватизация, и ее стали называть «прихватизацией», но в тот момент ради устранения партократии народ был готов мириться не только с приватизацией, но даже с «шоковой терапией», проводившейся правительством Ельцина.

В предыдущей главе было показано, что одной из важных причин образования партократии явились сами принципы формирования коммунистической партии, которые ставили необходимость подчинения приказам партии и коммунистической идеологии выше соблюдения моральных норм. Следовательно, формирование партократии было неизбежным, и мы ее видим с первых же дней советской власти (в лице троцкистов и иных представителей «революционной элиты»). То, что ей не удалось полностью взять власть в свои руки с самого начала, объясняется тем, что на первом этапе ей противостоял Ленин, а на втором – Сталин, который смог своей железной волей и своими жесткими, порой слишком жесткими, мерами, одержать верх в этой борьбе. Но после его смерти она взяла реванш за свое поражение.

Из всего вышеизложенного вытекает один фундаментальный вывод. Поскольку олигархия в России возникла не только при капитализме (до и после февральской революции 1917 г.), но и, в лице партократии, после построения социализма, в условиях отсутствия частной собственности, то неверен и основополагающий тезис марксизма, и не только марксизма, но и всей западной общественной науки. Это – тезис о примате экономики над духовной, политической и идеологической сферой. У Маркса это звучало так: экономический базис первичен, политическая надстройка вторична. Этот тезис до настоящего времени воспринимался как некая непререкаемая аксиома, не требующая доказательств. К примеру, тот же Чубайс, руководствуясь то ли марксистскими, то ли западными либеральными концепциями (а скорее всего, и теми, и другими), уверял в ходе приватизации 1992-1997 гг., что достаточно лишь изменить «экономический базис», то есть передать предприятия в частные руки, и магическим образом изменится все остальное – улучшится управление предприятиями, промышленность сразу преодолеет кризис и т.д. Как видим, данный тезис можно было считать опровергнутым еще до того, как Чубайс начал приватизацию (после этого он был опровергнут еще раз – приватизация никакого улучшения не дала, а дала лишь ухудшение). После Революции в СССР был коренным образом изменен «экономический базис» - вся собственность в стране перешла в руки государства. Но в «политической надстройке», вопреки Марксу, никаких принципиальных изменений после этого не произошло: как и при капитализме, олигархия (в лице партократии) по-прежнему стремилась утвердить свою власть над обществом, а достигнув этой власти в 1950-е годы, повела общество к деградации. Немного изменились лишь методы правления олигархии – в условиях социализма они несколько смягчились по сравнению с капитализмом, но принципиально это ничего не изменило.

Таким образом, оказалось верным противоположное тому, что утверждал Маркс – первичен духовный базис общества и духовные устремления его правящей верхушки, а экономика вторична, она производна от этого духовного базиса. Это соответствует тем выводам, которые были сделаны во второй книге трилогии на основе зарубежного опыта коррупции. Но российская история коррупции XX века это продемонстрировала неопровержимо. Итак, историческими фактами установлено, что не прав западноевропейский философ Маркс, а прав русский философ Бердяев, который утверждал, что «вся экономическая жизнь человечества имеет духовный базис, духовную основу».

24.3. Был ли неизбежен приход к власти партократии в 1955 году?

Выше было показано, что Сталин в течение своей жизни видел опасность перерождения советской верхушки, утраты ею духовной связи с народом, и пытался с этим бороться. Вместе с тем, эта борьба была не слишком эффективной. Об этом свидетельствует и сам ее результат, и противоречивость действий Сталина в последние годы жизни. Например, он пытался понизить роль партии и в то же самое время старался укреплять марксистско-ленинскую идеологию, ничуть не пытаясь ее пересмотреть. Не собирался он пересматривать и принципы построения партии. А ведь именно это: ложные принципы строения партии, противоречившие моральным нормам, и положенная в его основу антинаучная догматическая «религия», - и были главной проблемой.

Другим примером неэффективности и противоречивости действий сталинского руководства можно считать послевоенные репрессии. Если в довоенных репрессиях был, по крайней мере, какой-то смысл, хотя и не было никакой меры, то в послевоенных репрессиях была какая-то мера, но не было никакого смысла. Сталин в конце жизни вывел из руководства партии и государства многих евреев, но не просто вывел, а целый ряд их репрессировал – в основном по недоказанному обвинению в том, что они были агентами влияния Израиля и США[4]. И в то же самое время он устроил не менее жестокие репрессии в отношении «русских националистов» (так называемое Ленинградское дело), которые выступили всего лишь со скромным предложением создать компартию Российской Федерации, как это было во всех остальных союзных республиках (компартия Белоруссии, компартия Украины и т.д.) – то есть речь шла всего лишь об устранении дискриминации русских по отношению к другим народам СССР. И те, и другие репрессии были неоправданными и бессмысленными. Еще один пример: В.Кожинов описывает множество крайне противоречивых действий сталинского руководства в отношении патриотов и космополитов (интернационалистов) в последние годы жизни Сталина – власть никак не могла определиться, кого ей поддерживать и с кем бороться, и на всякий случай боролась и с теми, и с другими, от чего совершенно незаслуженно страдали люди ([11] с.858-910).

Многие историки пишут о том, что Сталин в конце жизни переживал глубокий кризис, и похоже, это было действительно так, приведенные факты это подтверждают. Кроме того, близкие ему люди отмечали усилившуюся раздражительность Сталина в последние годы жизни. Возможно, он понимал, что построенная им модель социализма уже выполнила свою задачу, и мучительно пытался понять, как дальше должна развиваться страна. Отсюда и его попытки в конце жизни заняться фундаментальными общественными науками – теорией экономики социализма, теорией языкознания (то есть по существу теорией развития культуры) – попытки, прямо скажем, дилетантские. Наверное, он думал и о том, что станет с государством после его смерти и как обеспечить преемственность власти. Этот кризис и метания Сталина не могли не сказаться на его окружении: как пишет Р.Медведев, «в последние годы правления Сталина пьянство стало обычным явлением в верхах партии» ([143] с.286), чего ранее никогда не было.

Советское руководство в послевоенные годы прославляло русский народ и в то же время подвергло репрессиям «русских националистов», выступавших со скромными предложениями об уравнении Российской Федерации в правах с другими республиками.

Указанные факты, связанные с последними годами сталинского режима, породили самые фантастические гипотезы. Одни авторы утверждают, что Сталин перед смертью планировал выселить всех евреев в Биробиджан, чему нет абсолютно никаких подтверждающих документов – а ведь какую нешуточную оргработу для этого требовалось провести! Другие высказывают еще более невероятные гипотезы – что он планировал начать Третью мировую войну, что также ничем не подтверждается. Наконец, еще одну фантастическую гипотезу выдвинули Р.Медведев и Ж.Медведев. Они утверждают, что Сталин в конце жизни готовил себе тайного преемника, о котором абсолютно никто не знал, и этим преемником должен был стать не кто иной, как М.Суслов – в последующем главный советский идеолог, «цербер» советской марксистско-ленинской идеологии ([144] с.53-58). Однако историки абсолютно ничем не доказывают это предположение – нет ни одного прямого факта, подтверждающего какую-либо связь между Сталиным и Сусловым или тайную подготовку Сталиным его выдвижения[5].

В действительности все имеющиеся факты говорят о том, что своим преемником Сталин планировал сделать Маленкова. Что это за факты? Во-первых, Маленков в конце жизни Сталина стал вторым после него человеком в стране. Он был заместителем председателя Совета министров и одновременно секретарем ЦК партии, при том что должности генерального секретаря в то время не существовало. Кроме того, как указывает В.Кожинов, только Маленков и сам Сталин являлись членами одновременно и Политбюро, и Оргбюро, и Секретариата ЦК партии ([111] с.766) – то есть только эти двое входили во все высшие партийные и государственные структуры. Именно они вдвоем руководили не только работой правительства, но и работой пленумов и съездов партии. Во-вторых, вся решительная политика Сталина по принижению роли партии и одновременно назначение Маленкова руководителем правительства показывают, кому вождь собирался передать бразды правления. Наконец, в-третьих, доказательством вышесказанному служат также беспрецедентные демарши против всех остальных (кроме Маленкова) членов высшего руководства страны, предпринятые Сталиным в последний год жизни. Так, на пленуме ЦК партии в октябре 1952 г. Сталин обрушился с резкой критикой в адрес двух своих ближайших соратников - Молотова и Микояна. Причем, эта критика, по мнению участников пленума, не была конструктивной. Как утверждал участник пленума писатель К.Симонов, «То, что он [Сталин] явно хотел скомпрометировать их обоих, принизить, лишить ореола одних из первых после него самого исторических фигур, было несомненно… Почему-то он не желал, чтобы Молотов после него, случись что-то с ним, остался первой фигурой в государстве и партии. И речь его окончательно исключала такую возможность…». Кроме того, критика со стороны Сталина на пленуме прозвучала и в адрес Ворошилова, а в новый состав ЦК, избранный в октябре 1952 г., не вошли близкие друзья и сотрудники Берии Меркулов и Деканозов, которые были там до того ([144] с.58-59). Это свидетельствовало о попытке Сталина уменьшить влияние Берии. Опале в конце жизни Сталина подвергся и Каганович. Вместе с тем, например, вошедшие в том же октябре 1952 г. в Политбюро ЦК (переименованное в Президиум) министры Первухин и Сабуров были, как указывают историки, «креатурами Маленкова» [9]. Как признает сам Р.Медведев, Сталин в конце жизни отдалял от себя (и от участия в управлении страной) Молотова, Ворошилова, Кагановича, Микояна и приближал – Маленкова ([143] с.273). Все это - хорошо известные факты, и многие историки, исходя из них, называют Маленкова «неофициальным преемником» Сталина [25].

Собственно, по-другому объяснить эти факты невозможно. Сталин именно потому «прошелся катком» по всем своим старым соратникам и продолжил возвышение Маленкова и «его людей», что он собирался поднять своего избранника на недосягаемую высоту и принизить роль и влияние всех его потенциальных соперников. А после этого Сталин, очевидно, планировал объявить Маленкова своим официальным преемником - но сделать этого не успел по причине смерти в марте 1953 г.

Почему же Сталин отдал предпочтение Маленкову? Ведь он считал его недостаточно самостоятельным, иногда называл его человеком, который ходит «на чужом поводке», даже «писарем». Впрочем, то же самое можно было бы сказать и о других его помощниках – ведь у самого Сталина был довольно жесткий стиль правления, и слишком самостоятельные люди с ним бы не сработались. Р.Медведев и Ж.Медведев утверждают, что Сталин хотел выдвинуть людей, «которые берегли бы и развивали культ Сталина в той же мере, как и он сам после смерти Ленина берег и развивал культ Ленина» ([144] с.57). Странный критерий, противоречащий характеру Сталина, о котором выше говорилось. Ведь Сталин при жизни не старался насаждать свой культ, он сложился сам собой, снизу, зачем же ему было так заботиться о том, что будет с этим культом после его смерти? К тому же все его действия в последние месяцы жизни говорят о том, что сохранение культа волновало его менее всего. Зачем надо было в конце жизни публично ругать и даже оскорблять ближайших соратников? Некоторые из них затаили обиду на Сталина и «отомстили» ему, поддержав критику культа личности на XX съезде партии в 1956 г. Далее, если бы Сталин думал лишь о сохранении своего культа, то самым лучшим кандидатом в преемники был бы Молотов – преданнее Молотова у Сталина никого не было, и он должен был это знать. Молотов был единственным соратником вождя, который горячо защищал Сталина и на XX съезде, и после него, и до самой смерти был его горячим поклонником. В отличие от него Маленков уже в 1953 году начал мягкую критику культа личности умершего вождя. Но Сталин не счел эту преданность Молотова важной для выдвижения в преемники – и «прошелся по нему катком», с тем чтобы принизить его роль и влияние и возвысить роль и влияние Маленкова.

Очевидно, при всех недостатках Маленкова, были какие-то в нем черты, из-за которых Сталин и отдал ему предпочтение. Что же отличало его от остальных соратников вождя? Во-первых, Маленков был из дворянской семьи, что надо полагать, к 1950-м годам уже не имело значения для карьеры, но свидетельствовало об его «интеллигентности». Во-вторых, он был единственным в окружении Сталина с законченным высшим (техническим) образованием, у других его соратников все образование порой сводилось к 3-4 классам сельской школы. Это тоже могло что-то значить – ведь получая высшее образование, человек не просто воспринимает некую сумму информации, а учится мыслить логически. В-третьих, в отличие, например, от Хрущева, который сам был троцкистом, Маленков, пишет В.Кожинов, «начал карьеру в свои двадцать с небольшим лет как раз решительной борьбой против троцкистов в Московском Высшем техническом училище, где он тогда учился» ([111] с.943). В остальном карьера Маленкова очень напоминала карьеру других соратников Сталина – участие в партийной работе, в организации репрессий, в руководстве военной промышленностью в годы войны, в управлении хозяйственной жизнью страны после войны. Но были, пожалуй, еще две особые черты его характера. Как пишет В.Кожинов (выделено им), «В отличие от Хрущева с его революционным напором, Маленков был более «эволюционистом», сторонником точно рассчитанных и продуманных действий» ([111] с.929).

Наконец, еще одна его черта характера вырисовывается из того факта, который уже упоминался. После своей окончательной отставки со всех государственных должностей в 1968 г. Маленков переехал жить в подмосковную деревню к матери, где жил в простом деревенском доме и иногда ездил в Москву на электричке[6]. Этот факт говорит о том, что человек чувствовал себя нормально, живя посреди простого народа, то есть говорит о его близости народу. Если кто-то в этом сомневается, то может себе представить, к примеру, Михаила Горбачева, едущего в подмосковной электричке, или Гайдара с Чубайсом. Если кого-то из крупных политиков современной эпохи, даже «ушедших на пенсию», и можно себе представить едущим в электричке, то лишь для участия в политическом шоу, в окружении телекамер и телохранителей. А вот так, чтобы запросто, без всякой показухи, бывший первый человек страны ездил по своим делам на электричке – это говорит о многом. И дело не в отсутствии денег – большинство политиков, неважно действующих или отставных, как говорится, в лепешку расшибутся, любые деньги достанут, лишь бы избежать слишком тесного и несвоевременного для них контакта с народом.

Надо полагать, все эти качества и предопределили выбор Сталина в пользу Маленкова – интеллигентность и образованность, стремление к продуманным постепенным шагам, реальная, а не показная близость к народу. И в сущности, выдвинутая Маленковым после смерти Сталина программа оправдала этот выбор. Это была действительно попытка развернуться в сторону народных нужд, в сторону улучшения жизни народа, что теперь было государству вполне по силам и не вредило выполнению других задач.

Что же помешало Маленкову победить в борьбе с партократией? Возможно, помешало то, что Сталин умер слишком рано и не успел его объявить официальным преемником – это конечно добавило бы ему авторитета. Кроме того, сам Маленков проявил какую-то слабость и неискушенность: слишком рано «раскрыл свои карты» и бросился вперед как Дон Кихот на ветряные мельницы. Помимо того, что он решил сделать слишком резкий разворот в сторону сельского хозяйства и легкой промышленности (мог быть и более постепенным и менее уязвимым для критики), он сам отказался от должности секретаря ЦК КПСС, да еще и обрушился на партию и партийный аппарат. Осенью 1953 г. Маленков выступил с докладом перед «аппаратом» ЦК. В этом докладе, по воспоминаниям Ф.Бурлацкого, «то и дело звучали… уничтожающие характеристики… Надо было видеть лица присутствовавших, представлявших тот самый аппарат, который предлагалось громить. Недоумение было перемешано с растерянностью, растерянность – со страхом, страх – с возмущением. После доклада стояла гробовая тишина, которую прервал живой, и, мне показалось, веселый голос Хрущева: «Все это, конечно, верно, Георгий Максимилианович. Но аппарат – это наша опора». И только тогда раздались бурные, долго не смолкавшие аплодисменты. Так одной фразой Первый секретарь завоевал то, чего Председатель Совета Министров не смог своими многочисленными речами» ([111] с.936).

Все это, конечно, помогло партократии консолидироваться вокруг Хрущева и разгромить сначала Маленкова, а затем «свалить» и все остальное сталинское руководство. На июньском 1957 г. Пленуме ЦК партии Маленков предпринял попытку отстранить Хрущева от руководства партией и имел поддержку Политбюро, но большинство партийного «аппарата» - членов ЦК – его не поддержало. Партократия поддержала Хрущева, несмотря на то, что тот к тому времени уже всем успел раскрыть свои авантюристические планы – подавил танками восстание в Венгрии в 1956 г., объявил о намерении ввязаться в Суэцкий кризис, послать советские войска на Ближний Восток и т.д. [25] Но для партократии эти авантюры Хрущева были не минусом, а скорее плюсом – роль и значение ее самой от этого лишь усиливались. Поэтому в отставку на пленуме отправился не Хрущев, а Маленков и поддерживавшая его «сталинская гвардия» - Молотов, Каганович и Шепилов. Они были названы в официальных материалах пленума «антипартийной группой», что где-то соответствовало действительности – ведь основная линия Сталина и его соратников и состояла в том, чтобы принизить роль партии.

В сущности, победить партократию можно было, либо совсем уничтожив коммунистическую партию, либо в результате коренного изменения принципов ее строительства и положения в обществе. Однако ни то, ни другое Сталин делать не собирался, стараясь ограничиться половинчатыми мерами, поэтому тот результат, который в итоге получился, был неизбежен или, во всяком случае, закономерен. Иными словами, победить партократию можно было лишь при помощи продуманных системных реформ в области политического устройства страны и подбора кадров для государственных органов власти, никакими иными мерами: ни «кавалерийской атакой», ни «подковерной борьбой», - справиться с ней не было никакой возможности.

Как пишут историки, после отставки Маленкова органы госбезопасности, по приказу Хрущева и Брежнева, распространяли порочащие его слухи: что он пьянствовал, пел на клиросе и впал в старческий маразм, - что совершенно не соответствовало действительности [25]. Это говорит вовсе не о Маленкове, а скорее о том, что из себя представляло это новое руководство страны, пришедшее на смену Сталину.

Так же как и во все времена господства олигархии, которая всегда о своем правлении сочиняла и насаждала мифы, такой же миф был сочинен и о правлении Хрущева – миф о «хрущевской оттепели». В действительности, как убедительно доказывает В.Кожинов, эта «оттепель» началась сразу после войны, еще при Сталине (что выразилось в резком сокращении числа репрессированных) продолжилась при Маленкове и Берии в 1953-1954 гг. и затем уже при Хрущеве. В частности, как пишет В.Кожинов, «амнистия почти половины – 1,2 млн. (!) – заключенных ГУЛАГа и т.п. была осуществлена по инициативе и в ходе практических мероприятий вовсе не Хрущева, а Берии…» ([111] с.915). Кроме того, еще при Сталине, отмечает историк, были либо опубликованы, либо написаны и прошли редактуру и цензуру ряд литературных произведений, которые впоследствии считались яркими свидетельствами наступившей «оттепели»[7]. Поэтому, полагает историк, в «оттепели» нет никакой личной заслуги Хрущева: «Речь должна идти о естественном пути самой истории, по которому Хрущев – кстати сказать, вслед за Берией и Маленковым – в сущности, был вынужден идти, не мог не идти, хотя, между прочим, не единожды пытался сопротивляться…» ([111] с.919).

В целом, если обратиться к сути явлений и к тем выводам, которые были сделаны в предыдущей главе, то следует признать, что «оттепель» была результатом избавления России к 1950-м годам от тех страшных внешних угроз, которые и были главной причиной той «суровой зимы», которая наступила в 1930-е годы, продолжилась во время войны, а затем в первые годы холодной войны, когда страна была беззащитна перед американскими атомными бомбами. И лишь когда все внешние угрозы были устранены - только тогда можно было по-настоящему говорить об «оттепели» и перестать повсюду видеть немецких или американских шпионов и вредителей. До этого такая беспечность могла стоить слишком дорого – вплоть до гибели всей страны. Кроме того, как уже говорилось, репрессии в 1930-е годы были направлены не только на устранение «пятой колонны», но были также одним из методов мобилизации населения и ускорения развития страны, а такое быстрое развитие было необходимо в преддверии неминуемой войны. К середине 1950-х годов эта потребность отпала. Именно поэтому, например, С.Кара-Мурза не употребляет термин «оттепель», а пишет о выходе страны после смерти Сталина из системы «мобилизационного социализма» ([99] с.546), который он еще ранее называл «казарменным» или «окопным» социализмом. И это надо понимать именно в буквальном смысле этих слов – страна все 1930-1940-е годы сидела в окопах, и ни о какой «оттепели» не могло быть и речи.

Однако тот факт, что «оттепель» 1950-х годов так и осталась в истории страны лишь «оттепелью», а не привела к «глобальному потеплению» политического климата в 1960-1970-е годы, для чего имелись все предпосылки, как раз свидетельствует о том, что пришедшие во власть новые силы (партократия) менее всего были заинтересованы в таком потеплении. И они сделали все для того, чтобы и во внешней политике, и во внутренней на смену этой «оттепели» пришло не лето, а зима – ужесточение советской цензуры, усиление идеологического «маразма», борьбы с инакомыслием и диссидентами и т.д.

Обычно советская пропаганда связывала хрущевскую «оттепель» с XX съездом КПСС в феврале 1956 г., когда был развенчан культ личности Сталина, и якобы с этого же момента началось освобождение политзаключенных. В действительности оно началось намного ранее. Как уже было сказано, Берия осуществил амнистию почти стольких же людей, отсидевших в ГУЛАГе, сколько и Хрущев. Эту политику продолжил Хрущев в первый год своего правления (1955). В итоге, как подсчитал В.Кожинов, еще до XX съезда в 1956 году было освобождено 80% политзаключенных! ([111] с.923) Уже из этого факта можно сделать вывод, что эти две вещи (культ личности и политзаключенные) между собой никак не связаны. Такой же вывод следует и из самой истории возникновения обоих явлений – действительный культ Сталина, похожий на идолопоклонство, возник лишь после войны, а именно тогда репрессии и количество политзаключенных резко пошли на спад (см. предыдущую главу). Какова же связь между этими явлениями? Получается – между ними нет никакой связи.

На самом деле то, что критика Хрущевым культа личности Сталина была признаком «оттепели», являлось частью насаждаемого советской пропагандой идеологического мифа. Действительные цели этой критики были совсем иными, никак не связанными с «оттепелью»; они-то и обусловили то, что на смену «оттепели» очень быстро в дальнейшем опять пришла «зима». Но давайте сначала рассмотрим результаты этого хрущевского мероприятия. Прежде всего, следует отметить чудовищную необъективность Хрущева. Как указывает В.Кожинов, приведенные им на XX съезде цифры об общем числе политзаключенных по состоянию на момент смерти Сталина были завышены в 20 (!) раз: вместо названных им 10 миллионов человек фактически в СССР в марте 1953 г. их было всего лишь полмиллиона, что составляло 0,3% населения страны ([111] с.805)[8]. И большинство из этих 500 тысяч политзаключенных, как уже было сказано, составляли люди, совершившие преступления во время войны – то есть были военными преступниками, получившими, как правило, вполне заслуженное наказание. Но названная им цифра (10 миллионов) облетела весь мир и надолго стала сенсацией: Подумать только! Одна десятая взрослого населения СССР в конце жизни Сталина сидела в ГУЛАГе за свои политические взгляды! А сколько же в ГУЛАГе пересидело всего – каждый второй? В представлении возникали картины, намного худшие, чем в самых страшных антиутопиях: две части страны, разделенные между собой колючей проволокой, одна часть – в полосатой «униформе», другая часть – в военной, охраняет с автоматами первую. Потом эти цифры (а других-то не было!) и быстро сделанные в уме расчеты начнут тиражироваться с комментариями, усиливающими эту апокалипсическую картину. Солженицын напишет о «43 миллионах расстрелянных» ([99] с.415), завысив реальное число уже не в 20, а в 50 раз, а общий счет «сталинских жертв» дойдет уже и до 100 миллионов человек - круглая цифра, как и 10 миллионов, легко запоминается. Причем, хорошо известно, что Хрущев на XX съезде врал, и врал сознательно. Как указывает С.Кара-Мурза, у него на руках была точная информация о действительном количестве заключенных: специально подготовленная в феврале 1954 г. справка, подписанная генеральным прокурором СССР, министром внутренних дел СССР и министром юстиции СССР ([99] с.548). Поэтому названная им цифра была злонамеренной ложью.

В итоге эта ложь привела не только к искажению представлений о том, кем являлся для страны Сталин, но и к очернению или даже к сатанизации образа самой России в сознании и советских людей, и во всем мире. Именно чудовищная ложь Хрущева[9], многократно цитируемая по всему миру, будет в дальнейшем подпитывать очернение образа России – начиная от приклеивания к ней ярлыков типа «империя зла» при Рейгане и кончая решением ПАСЕ 2006 г., которое осудило и признало преступным сложившийся в СССР «тоталитарный коммунистический режим». Именно после этой лжи от Советского Союза отшатнутся в ужасе его бывшие друзья во всем мире. Так внутренний враг, захвативший власть в нашей стране, начал действовать заодно с ее внешними врагами. И это закономерно – любая олигархия действует лишь в своих собственных интересах и вопреки интересам народа, проявляя при этом полнейшую безответственность, что рано или поздно приводит ее в стан врагов своей собственной страны.

Приведу несколько высказываний историков, характеризующих последствия выступления Хрущева на XX съезде. По словам С.Кара-Мурзы, это выступление «нанесло мощный удар по фундаменту советского государства. Это был первый принципиальный шаг к разрушению его легитимности. Был начат тот же процесс, что привел к краху Российской империи в феврале 1917 г.» ([99] с.547). «Обвинив Сталина во всех мыслимых и немыслимых беззакониях и ошибках, - пишет Ю.Емельянов, - Хрущев не только оклеветал покойного генералиссимуса, но и возложил на возглавлявшиеся им Советское правительство, Коммунистическую партию, всю страну, а фактически и на весь народ, которым руководил Сталин, ответственность за все беды и трагедии прошедших десятилетий. Благодаря этому миф, созданный Хрущевым из смеси правдивых фактов с многочисленными искажениями исторической правды и логики, стал разрушительным средством огромной мощности и нанес немалый урон нашей стране и ее союзникам. Его разрушительность возросла еще и потому, что миф XX съезда оказался одним из наиболее живучих мифов XX столетия и дожил до XXI века» ([79] с.123).

А вот что пишет И.Шафаревич: Хрущев на XX съезде «именно и формулировал «преступления культа личности Сталина» как «репрессии против ответственных партийных и советских работников». Тогда было даже постановление воздвигнуть памятник именно этим «жертвам»… После этого появился и Самиздат на эту тему, и с такой же ориентацией: например, воспоминания Е.Гинзбург. Тогда многих шокировала эта точка зрения: считать достойными внимания только испытания, выпавшие на долю узкого и весьма сомнительного круга. Как будто все другие просто не существовали!» ([263] с.588-589) Ю.Емельянов отмечает тот же мотив в речи Хрущева и приходит к следующим выводам: «Своим решительным осуждением Сталина за то, что с его санкции арестовывали и судили членов и кандидатов в члены Политбюро, членов ЦК, делегатов съезда, Хрущев давал понять представителям партийной номенклатуры, что теперь никакие судебные преследования им не страшны. Он давал гарантию своим выдвиженцам и другим участникам съезда, что он берет их под свою защиту. Фактически с этого времени Хрущев ввел «принцип ненаказуемости» партийных верхов» ([79] с.122) (выделено мной – Ю.К.)

Вот каковы были действительные мотивы, толкнувшие Хрущева на организацию «шоу XX съезда». Главная цель этого «шоу» состояла в том, чтобы упрочить власть победившей партократии и представить в качестве чудовищ или жалких выродков всех, кто ей когда-либо противостоял (отсюда и очернение Сталина, и последующие сплетни про Маленкова, распространявшиеся по заданию Хрущева и Брежнева). Соответственно, партия и партийная номенклатура были подняты Хрущевым на небывалую высоту. Им даже были приписаны все заслуги в победе в Великой Отечественной войне. «Главная роль и главная заслуга в победоносном завершении войны, - заявил Хрущев, - принадлежит Коммунистической партии» ([111] с.983). Каким образом партии удалось обеспечить себе в ходе войны такую роль, не проводя ни одного пленума или съезда за всю войну (!), и при том, что в 1942 г. был даже ликвидирован институт военных комиссаров, то есть партийных руководителей армии, Хрущев не объяснил. Известен принцип: чем наглее ложь, тем меньше объяснений требуется для ошарашенной публики.

Указывают историки и на его личные мотивы во всем указанном мероприятии: во-первых, пишет Ю.Емельянов, «своим докладом Хрущев провозглашал, что лишь благодаря ему страна освободилась от произвола и параноидального страха, некомпетентности и застоя…», во-вторых, «с помощью доклада, в котором впервые было столько сказано о незаконных репрессиях, Хрущев отводил от себя подозрения в том, что он лично ответственен за гибель и пребывание в заключении многих невиновных людей» ([79] с.122). Был и третий мотив, на который указывал участник съезда известный государственный деятель Н.Байбаков: «В сарказме Хрущева сквозила нескрываемая личная ненависть к Сталину. Невольно возникала мысль – это не что иное, как месть Сталину за вынужденное многолетнее подобострастие перед ним» ([79] с.118).

Не менее разрушительными для России оказались и многие другие «деяния» Хрущева. В целом, конечно, нельзя сказать, что хрущевский период был катастрофой для страны. Во время хрущевской десятилетки началось освоение космоса, продолжился рост промышленности, сельского хозяйства. С 1954 г. по 1964 г. производство электроэнергии выросло почти в 5 раз, добыча нефти – в 3,5 раза, стали – в 2 раза, производство цемента – в 3,2 раза, сбор зерна и производство мяса – примерно в 1,5 раза (хотя это не намного опередило прирост населения) ([57] с.958-959). Но в то же время 111и Хрущеве страна встала на путь, ведущий к катастрофе. Мы уже на многочисленных исторических примерах убедились, что экономическая и социальная катастрофа (кризис коррупции) никогда не возникает «на пустом месте», из ничего. Кризису коррупции всегда предшествует длительный период сползания в кризис. И к сожалению, общей закономерностью является то, что на пике всеобщего благополучия и наивысшего расцвета цивилизации к власти приходят самые бездарные правители и силы, которые начинают разрушительную деятельность. Но эта деятельность сначала разрушает не материальную, а духовную и идеологическую основу общества, его внутреннюю организацию, и лишь после этого начинается разрушение материальной сферы. Как говорил профессор Преображенский в «Собачьем сердце» Булгакова, «Разруха начинается в головах»[10]. Материальные «плоды» этой «деятельности» пожинают обычно не сами главные разрушители, а их преемники через несколько десятилетий, если они не в состоянии восстановить разрушенную организацию общества и его духовную основу. Именно такую картину начавшегося разрушения, насаждения «разрухи в головах» и разрухи в системе управления страной, мы видим при Хрущеве.

«Один из минусов личности Хрущева, - писал в своих воспоминаниях бывший заместитель председателя Совета министров В.Новиков, - непостоянство. Он мог сегодня обещать одно, а завтра сделать другое. Государственный деятель не имеет права так поступать» ([111] с.961). Полагаю, эта «убийственная» характеристика, данная Хрущеву его ближайшим помощником и заместителем, лучше всего отражает и характер, и главное направление деятельности Хрущева как первого человека страны. Что может быть более разрушительным для страны, тем более такой огромной как СССР, чем действия ее руководителя, который то и дело меняет свои решения на противоположные? Это означает, что либо сплошь и рядом реализуются неверные и непродуманные решения, либо никаких решений не осуществляется вообще, ввиду огромных масштабов страны и столь же огромного времени, требуемого для их осуществления. Потому что прежде чем они бывают до конца выполненными, их уже отменяют, что порождает полнейший хаос. Все это приводит к запуску страшного разрушительного процесса, оказывающего негативное воздействие на всю социальную и экономическую жизнь: на промышленность и сельское хозяйство, на общественное сознание и демографию, на быт народа и межнациональные отношения. Но это – разрушительный процесс лишь с точки зрения народа и страны, а с точки зрения партократии, интересы которой выражал Хрущев, этот процесс был очень даже плодотворным. Ведь благодаря ему роль и значение партократии неизмеримо возрастали: номенклатура отдавала бесконечные приказы и следила за их исполнением, а вся страна должна была эти приказы выполнять. И неважно, что приказы были большей частью глупые: как говорит пословица, «(пока) я начальник, ты – дурак».

Действия Хрущева можно сравнить с поведением сержанта, который без конца муштрует солдат, стараясь добиться к себе такого же уважения, как к офицеру. Солдаты его люто ненавидят за невыносимую муштру и бесконечные глупые приказы, но вынуждены ему повиноваться. А ему больше ничего и не надо - у него возникает ощущение собственной значимости и власти; а именно ощущение власти (или упоение властью), в конечном счете, и является главной целью олигархии, это можно доказать на множестве исторических примеров. Но не дай Бог такому подразделению с таким сержантом пойти в реальный бой – это будет либо катастрофа для всего взвода, либо солдаты, предвидя ее, сами тюкнут сержанта чем-нибудь по голове и возьмут командование на себя.

Можно привести целый перечень глупых и бездарных, либо попросту вредительских решений, принятых Хрущевым. Например, в 1957 г. была проведена коренная перестройка системы управления экономикой. Сложившаяся прежде отраслевая система управления была заменена на территориальную: министерства были заменены совнархозами. Было ликвидировано 141 союзное и республиканское министерство и в каждом экономическом районе страны (всего их было 107) создан свой орган управления - совнархоз. Как пишет С.Кара-Мурза, «возникло 107 маленьких правительств» ([99] с.549). Это была грандиозная перестройка и перетряска всего и вся. В дальнейшем «реформатор» и вовсе дошел до того, что в каждой области создал два дублирующих друг друга органа власти и партийного руководства – один городской, один сельский: два совета депутатов трудящихся (промышленный и сельскохозяйственный), два обкома партии (городской и сельский) и т.д. Ни тогда, ни впоследствии смысла этой реформы никто не понимал, но неразбериха в управлении страной была гарантирована – пока привыкали к новой системе. После отставки Хрущева в 1964 г. всю эту реформу отменили и вернулись к прежней системе – после этого снова была неразбериха, надо было опять привыкать к новой системе. Кроме неразберихи, еще одним следствием данной реформы, как указывает С.Кара-Мурза, было снижение технического уровня производства. «Ликвидация министерств, - пишет историк, - лишила советскую систему важнейшего преимущества: способности государства концентрировать средства для развития науки и техники, проводить единую по всей стране технологическую политику и распространять по каналам министерства лучшие достижения на все производства» ([99] с.549).

Непонятно, как вообще могла существовать такая плановая, нерыночная экономика, не имевшая централизованных органов управления и планирования. Если каждое из 107 «правительств» делало, что хотело, без должной координации на союзном уровне, то экономический хаос был неизбежен уже через 10-15 лет после этой хрущевской «реформы» – как только проявились бы результаты нескоординированных инвестиционных решений. К примеру, если бы каждое из этих 107 «правительств» решило у себя построить автомобильный завод, и осуществило это намерение, то можно себе представить, что бы в стране началось после того, как эти планы стали бы реализовываться! А ведь министерства планировали выпуск в масштабе всей страны десятков тысяч наименований различных товаров. И всесоюзный план служил, пусть недостаточно совершенным, но хоть каким-то регулятором производства. В хрущевской же системе управления никакого регулятора не было вообще – ни планового, ни рыночного. Так что если бы Хрущева не «свалили» в 1964 году, то скорее всего, экономический крах СССР, а с ним и политический, произошел бы уже в 1970-е годы.

Но ликвидация совнархозов и возврат к министерствам после отставки Хрущева в 1964 г. не устранили негативных последствий этой «реформы». За семь лет функционирования 107 независимых областных «правительств» на местах сформировалась сильная региональная партократия, привыкшая к полной самостоятельности, своего рода «феодальная знать», которая уже не хотела подчиняться решениям центра. Заставить ее это делать теперь уже было невозможно, для этого требовался авторитарный правитель типа Сталина, который мог бы жесткими мерами восстановить нарушенную «властную вертикаль». Поэтому союзное правительство из действительного штаба страны, каким оно было при Сталине, при Брежневе превратилось, по словам А.Шубина, в своего рода «биржу», которая пыталась согласовывать интересы разных лоббистов – военно-промышленного комплекса, региональных «элит» и т.д. ([265] с.101) Но чем далее, тем согласовывать эти интересы удавалось все хуже и хуже, в итоге в стране нарастали хозяйственный хаос, дефициты и ощущение того, что вся система движется к неминуемому краху. Нет никаких сомнений в том, что запуск этого механизма, постепенно разрушавшего всю систему управления страной, был произведен именно хрущевской реформой управления 1957 года. Именно с этой «реформы» начался тот хаос в управлении, который будет все более нарастать и приведет в 1980-е годы к осознанию всем обществом того, что «так жить нельзя».

Некоторые программы Хрущева, как например, кампании по внедрению кукурузы в сельское хозяйство и по «химизации народного хозяйства», как считает С.Кара-Мурза, имели разумное начало, при помощи этих мер действительно можно было повысить производительность сельского хозяйства. Но осуществлялись они настолько плохо, вопреки всякому планированию и здравому смыслу, пишет историк, что нанесли только вред ([99] с.549). До сих пор в массовом сознании хрущевская кукурузная кампания воспринимается как символ величайшей глупости и некомпетентности[11]. Однако еще больший вред селу нанесла начатая при Хрущеве борьба с личными подсобными хозяйствами колхозников, которую иногда называют «второй коллективизацией». И главное - смысла в ней не было никакого, в отличие от первой коллективизации 1930-1933 гг. У колхозников отбирали и без того крошечные подсобные участки, а также домашний скот, что порождало недовольство и падение авторитета власти. В целом все эти мероприятия носили совершенно деструктивный характер. В.Кожинов, ссылаясь также на мнения местных людей, знавших положение в деревне, пришел к выводу, что главный вред селу нанесла не коллективизация 1930-1933 гг., которую село быстро пережило и приспособилось к колхозной жизни, а «лавина все снова и снова предпринимаемых «реорганизаций»» в хрущевскую эпоху, которые он называет «революционными кампаниями» ([111] с.965). На первый взгляд это напоминает то, что делали большевики во время Революции. Разница однако в том, что во время настоящей революции все подобные кампании предпринимаются, как говорится, не от хорошей жизни, все они, как правило, вынужденные, и потому их смысл понятен людям. Смысл введенной большевиками продразверстки (не дать умереть горожанам с голоду) был хорошо понятен крестьянам, протест был в основном против ее методов, да и смысл коллективизации тоже стал им понятен, правда, позднее, во время Великой Отечественной войны. А вот все «революционные кампании» Хрущева были массе народа совершенно непонятными и потому дикими и ненавистными. Люди на селе реально страдали, и не только материально, но и морально – от того неуважения и издевательского отношения, которые прослеживались за всеми этими «кампаниями». Как пишет И.Шафаревич, «коров у колхозников сначала отнимали и объединяли в колхозное стадо, потом раздавали. Это была деятельность вряд ли осознанная, но она создавала какое-то разрушительное настроение. Совхоз – завтра могли назвать колхозом, колхоз – совхозом, могли объединить несколько колхозов в один» ([263] с.885).

Результатом стало повальное бегство из села, особенно молодежи (которое, кстати, позднее, в конце 1970-х годов, прекратилось). Как пишет В.Кожинов, «согласно переписи 1959 года в составе сельского населения СССР имелось 16,7 млн. людей в возрасте от 10 до 19 лет, а спустя 11 лет по переписи 1970 года, жителей села в возрасте от 21 до 30 лет было всего лишь около 10 млн., то есть на 41% меньше!» ([111] с.962). Таким образом, почти каждый второй деревенский подросток, достигнув совершеннолетия, в 1960-е годы уезжал из села в город, что вело к резкому сокращению рабочих рук на селе. Именно тогда начали говорить о «запустении деревни». Все это сказалось и на урожайности. Как пишет историк, «при Хрущеве производство зерна на «основных» посевных площадях [без учета целинных земель] упало (в среднем) с 80,9 до 73,1 млн. тонн! И это – несмотря на весьма значительное увеличение поставок селу техники и удобрений…» ([111] с.965). Спасла положение лишь кампания по освоению целины, благодаря которой и удалось немного увеличить производство зерна на душу населения.

Бездарными были и пропагандистские лозунги, выдвинуты Хрущевым. Было объявлено, что через 20 лет, к 1980 году, будет построен коммунизм, это было записано в официальной программе КПСС, и был выдвинут лозунг «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Главной же составляющей этого «построения коммунизма» видели в том, чтобы «догнать и перегнать» Америку по ряду показателей – по производству стали, тракторов, мяса, молока и т.д. Дескать, как только эти показатели будут достигнуты, сразу же и наступит коммунизм. Выдвигались и другие «критерии коммунизма». Например, один из лозунгов гласил: коммунизм означает бесплатный проезд в городском транспорте. Как полагают многие авторы, вся эта хрущевская пропаганда привела к опошлению советской идеологии, профанации реальных достижений советской власти и подорвала идеологическую основу существования государства. Ведь важным составляющим коммунистической идеи была идея социальной справедливости и построения справедливого общества. Когда эту идею свели лишь к количеству потребляемого мяса и молока и других материальных благ, то от нее фактически ничего не осталось.

Некоторые авторы именно в подрыве идеологической основы общества видят основную причину краха Советского Союза в конце XX в. и последующего кризиса в стране. Как полагает В.Кожинов, абсолютное большинство населения СССР в течение 1950-1980-х годов утратило веру и в существующий строй, и в существующую идеологию, и в правящую верхушку, что и было основной причиной последовавшего краха страны ([111] с.986-1001). Как пишет И.Шафаревич, «русские – «идеологический» народ. Мы должны осознавать некоторый «смысл жизни» и согласно ему строить жизнь. Просто «догнать» кого-то таким «смыслом» быть не может. Тем самым главная составляющая жизни – ее мотивация – ушла. Как всякий исторический процесс, это выкристаллизовывалось в течение нескольких десятилетий… Но именно такова, как мне представляется, основа теперешнего распада жизни» ([263] с.578).

В приведенной цитате под «смыслом жизни» понимается та самая «центральная» или «национальная» идея, о которой уже шла речь. Возможно, для России она имеет особое значение, мы далее об этом поговорим, но она важна для любого крупного государства. Мы видели, что Сталин выстраивал эту «центральную» идею существования государства вокруг двух основных столпов - вокруг коммунистической идеи и, начиная с середины 1930-х гг., вокруг русской национальной идеи. На этих двух идеологических столпах, можно сказать, и стоял Советский Союз – они помогали проводить индустриализацию, выстоять в войне, восстанавливать разрушенную страну, осваивать космос и создавать передовую отечественную науку. Сталин не был достаточно последовательным в отношении русской национальной идеи – он то возвышал ее, как это было накануне и во время войны, то опять отодвигал на второй план. Но в целом, начиная с середины 1930-х гг., он поддерживал обе эти идеи. Однако Хрущев нанес сокрушительные удары по им обеим, что, в сущности, было равносильно подрыву всей духовной и идеологической основы существования государства.

Если в отношении коммунистической идеи сделанное Хрущевым можно расценить как «опошление» и «профанация», то, что касается русской национальной идеи, он ее просто растоптал. Целый ряд территорий, следуя какому-то вопиющему произволу, были переданы при Хрущеве от РСФСР другим союзным или автономным республикам. Крым был передан Украине, Наурский и Шелковской районы Ставрополья также с чисто русским населением были переданы Чечено-Ингушетии. Никакого ни экономического, ни социального смысла эти передачи территорий не имели, а была полная бессмыслица, которая могла иметь лишь отрицательный результат. И этот результат мы наблюдаем уже два десятилетия: и в Наурском и Шелковском районах Чечни (в 1990-е годы), и в Крыму (все 1990-2000-е годы) мы видим непрерывные эксцессы и притеснения русского населения.

Но еще более страшный удар наносился по русской культуре. Как пишет С.Кара-Мурза, Хрущев «был лишен чувства России. При нем за несколько лет было разрушено больше храмов, чем за все предыдущие сорок лет советской власти, и после состоявшегося во время войны окончательного примирения государства с церковью это было совершенно лишено оснований» ([99] с.548). Как отмечает И.Шафаревич, лишь за два года при Хрущеве было закрыто более половины действующих православных храмов – всего около 10 000 (!) церквей ([263] с.648, 885). Здесь надо отметить, что антицерковная кампания, проводившаяся в начале 1930-х гг. (как и в начале 1920-х) имела не только идеологический, но и экономический смысл. Стране для индустриализации позарез было нужно золото, и большинство изъятых церковных ценностей сразу же шло на экспорт, на них закупалось столь необходимое оборудование для строящихся заводов. Теперь же, при Хрущеве, разгром церквей не имел никакого смысла – ни экономического, ни политического, ни социального, ни идеологического. Денег для строительства новых заводов и так хватало, и это строительство не было для страны вопросом жизни и смерти. Конечно, бывало, что взамен разрушенных храмов при Хрущеве возводили памятники коммунистическим «идолам» - например, на Театральной площади в самом центре Москвы в 1961 г. был открыт памятник Карлу Марксу. Но параллельно этому при Хрущеве разрушалась и коммунистическая идеология, и над самими «идолами» тоже уже начинали смеяться. Сам Сталин в то время был одним из таких «идолов», и по нему был нанесен самый страшный удар. Можно вспомнить множество начавших хождение в то время анекдотов и про Карла Маркса, и про Ленина, не говоря уже о самом Хрущеве и позднее о его преемнике Брежневе. Поэтому никакой «идеологической составляющей» в массовом уничтожении православных храмов при Хрущеве не прослеживается (в отличие от того, что было в 1920-1930-е гг.) – это был такой же бессмысленный вандализм, как и все остальные его мероприятия.

Наряду с разгромом русской православной церкви и волюнтаристской «раздачей» территорий РСФСР, именно при Хрущеве началась страшная экономическая дискриминация Российской Федерации по отношению к другим республикам, о которой будет рассказано в следующей главе. Все это вместе дает основание заключить, что действиями Хрущева руководила русофобия. И это вряд ли является случайностью. Ту же русофобию, ненависть к русскому народу, мы видим и в действиях мировой олигархии в XIX-XX вв., и в действиях российской и советской олигархии первой половины XX в. – царской «камарильи», «камарильи» Временного правительства, а также дворянско-белогвардейской и троцкистско-зиновьевской «камарильи», о чем выше говорилось.

Еще одна «реформа» Хрущева заключалась в расширении экономической и правовой самостоятельности союзных республик. Для большинства советских людей эта звучавшая в официальных документах фраза ни о чем не говорила, и скорее воспринималась положительно, но она уже во многом предопределила будущий распад СССР в 1991 г. По существу данная реформа подрывала тот принцип, который был найден как компромисс между ленинской и сталинской позициями в 1922 г.: де-юре Советский Союз считался конфедерацией 15 государств, а де-факто он был унитарным централизованным государством, что и обеспечивало его нормальное развитие, особенно в условиях социалистической плановой экономики. Теперь же, после расширения экономической и правовой самостоятельности республик, неизбежно начались центробежные тенденции, разваливавшие экономику и государство. Ну, а Российской Федерации в этих условиях фактически отводилась роль «спасателя», того, кто будет «затыкать дыры», «оказывать братскую помощь» и выносить на себе основную тяжесть военной экономики, от которой будут отказываться другие республики. Так в самой этой «реформе» был заложен алгоритм дискриминации Российской Федерации и последующего распада СССР.

На самом деле во всех хрущевских мероприятиях, помимо того, что они были направлены на усиление власти партократии, был один глубинный смысл – было начато уничтожение государства, Советского Союза – преемника Российской империи. Потому что именно уничтожение государства и является всегда конечной, но правда, скрываемой и не всегда до конца осознаваемой, целью любой олигархии. Чем бессильнее становится государство, чем больше оно погружается в анархию, тем проще для олигархии реализовать свою власть над обществом[12]. И особенно страшные удары олигархия всегда старается нанести по доминирующей нации, если таковая имеется. Потому что такая нация всегда является, если так можно выразиться, государствообразующей нацией. Только она может силой своего единства скреплять государство в единое целое. Не будет такой нации – сразу же развалится и государство. Именно поэтому Хрущев избрал целью своих нападок русский народ и русскую культуру. А перед этим именно он в 1950 году руководил Ленинградским делом, когда были репрессированы тысячи ни в чем не повинных людей, обвиненных в «русском национализме». Задавив русскую национальную идею, он уничтожал один из двух идеологических столпов, на которых держался Советский Союз, а нанося удары по русскому народу, он уничтожал единственную силу, которая скрепляла этот рыхлый конгломерат из 15 республик в единое государство.

Наконец, как верно подметил С.Кара-Мурза, Хрущев на XX съезде нанес страшный удар и по самому фундаменту советского государства, поставив под сомнение его легитимность и создав в ходе критики культа личности «комплекс вины в тех, кто это государство строил и защищал» ([99] с.548). Советский Союз после его страшной лжи выглядел неким чудовищным мутантом, монстром, сошедшим со страниц антиутопий Оруэлла, а все его жители должны были каяться и рыдать, проклиная тот несчастный день, когда они родились в этом государстве. И этот чудовищный удар по нашему государству будет «аукаться» вплоть до сегодняшнего дня. Президент Ельцин в 1990-е годы заявит, обращаясь по телевизору к 150-миллионному населению России: «Всем нам нужно покаяться», шокируя этим заявлением многих ничего не понявших людей; с подобными же заявлениями в ельцинскую эпоху будут выступать и другие российские политики. Советские и российские писатели и кинорежиссеры десятилетиями будут эксплуатировать тему покаяния советского (русского) народа, получая за это премии и награды за границей. И как финал – Государственная дума России тоже «покается» и осудит «пакт Молотова-Риббентропа», тем самым дав зеленый свет тем, кто хочет приравнять СССР и гитлеровскую Германию и возложить на нашу страну ответственность за Вторую мировую войну и за 60 миллионов ее жертв. Круг замкнулся, процесс сатанизации Советского Союза – России, начатый Хрущевым, спустя 40-50 лет пришел к своему логическому концу.

Кто-то может сказать – нашей стране просто не повезло, что ей 10 лет правил такой бездарный правитель как Хрущев. Но приведенные выше факты показывают, что он не был столь бездарным, как об этом принято думать. В своем роде он был даже очень талантливым. Кто бы еще мог так талантливо и решительно усилить мощь и влияние того класса (олигархии), интересы которого он представлял? И кто бы еще мог так умело запустить процесс уничтожения СССР и разрушения советской экономики? Кроме того, Хрущев вовсе не был случайной фигурой: он был опытнейшим партийным и государственным деятелем, ранее был троцкистом, а троцкистов, явных или скрытых, в руководстве партии всегда было очень много. Поэтому нельзя сказать, что «он не ведал, что творил». Ведал, и даже очень хорошо. Да и пришел он к власти не путем ее силового захвата, что могло бы объяснить «случайность» появления во главе страны подобной фигуры. За его выдвижение голосовал весь аппарат ЦК КПСС, вся партийная верхушка, и не только в 1953-1955 годах, но и в 1957-м (в противостоянии с «антипартийной группой» Маленкова-Молотова), когда все авантюристические планы и действия Хрущева, губительные для страны, были уже налицо. Но голосовавшую за него «элиту» волновали не интересы страны и ее народа, которые могли серьезно пострадать в результате хрущевских авантюр, а лишь ее собственные шкурные интересы. И за Хрущева она голосовала именно потому, что видела в нем защитника этих шкурных интересов.

24.5. Возникновение общественного недовольства

«Реформы» Хрущева чуть было не привели к катастрофе уже в 1960-е годы. Наиболее заметной внешней чертой его провальной политики были начавшиеся в ряде регионов страны перебои со снабжением продовольствием. В ряде случаев они были столь серьезны, что вызвали массовое недовольство населения и чуть ли не «голодные бунты». Причина серьезных перебоев снабжения не совсем понятна - ведь в целом производство продовольствия росло, и довольно значительно. Но, по всей видимости, они явились следствием тех хрущевских «реформ», о которых уже говорилось. Одной из причин могла явиться передача всех полномочий от центра областным «правительствам» (совнархозам): те из них, которые были в числе основных производителей продовольствия и имели его излишки, не торопились с ними расставаться, несмотря на критическое положение в других регионах; а ликвидация министерства фактически означала уничтожение того центрального диспетчерского пункта, который мог отслеживать реальные запасы продовольствия на местах и оперативно перебрасывать их из одного региона в другой. Второй причиной могла явиться резко возросшая нестабильность сбора урожаев. Как было уже сказано, вал бездарных «реформ», «преобразований» и ужесточений, начатый в традиционных сельскохозяйственных районах страны, приводил к хаосу, бегству людей из села и падению валового сбора зерна, чего, по-видимому, никто не ожидал. А освоение целины в Казахстане оправдало ожидания лишь отчасти – после первых 1-2 хороших лет начались пыльные бури, засуха и неурожайные годы. В итоге производство зерна в стране от года к году очень сильно скакало, что порождало тревогу, неуверенность и стремление местных властей ни при каких обстоятельствах не расставаться с продовольственной «заначкой», сделанной на всякий случай. Для того чтобы ликвидировать дефициты зерна, созданные таким искусственным путем, правительству даже пришлось в отдельные годы начать закупать его за границей.

Перебои со снабжением продовольствием, а также проведенное Хрущевым повышение цен на мясо и молоко вызвали взрыв волнений и недовольства населения в самых разных районах страны: в Белоруссии, в центральной и южной России и т.д. Наибольший общественный резонанс получили события в Новочеркасске, где власти для разгона демонстрации протеста применили огнестрельное оружие – акт для Советского Союза совершенно беспрецедентный. Правда, солдаты дали залп не по самой толпе демонстрантов, а поверх голов, но все равно сразу появились жертвы: в частности, погибли дети, смотревшие за событиями с деревьев в сквере ([99] с.550).

Резкий рост недовольства населения и возникшая в связи с этим взрывоопасная ситуация нашли отражение в появлении целой серии анекдотов, которые сравнивали в шутливой форме правление Хрущева с ситуацией накануне октябрьской революции 1917 года. Например:

1. «Что Хрущев собирался сделать, но не успел? - Наградить посмертно Николая II за создание революционной ситуации в России».

2. «Как известно, на ноябрьские праздники, последовавшие за снятием Хрущева, крейсер «Аврору» хотели перевести по каналу в Москву. Зачем? - Дать залп по Временному правительству».

Одним из признаков неблагополучия и недовольства населения можно считать резкое падение рождаемости, произошедшее в 1960-е годы. Данное явление наблюдалось во всех республиках, кроме Таджикистана, но особенно сильным оно было в Российской Федерации: рождаемость здесь снизилась с 2,52% в год в 1954-1958 гг. до 1,47% в 1965-1969 гг.[13] Как указывалось в предыдущей главе, в 1950-е годы естественный прирост в стране был рекордным за последние 300 лет, это было следствием высокой рождаемости и низкой смертности. Причем, в Российской Федерации рождаемость и естественный прирост населения были примерно такими же, как и в среднем по Советскому Союзу (и тоже были рекордно высокими). В частности, в 1954-1958 гг. рождаемость в РСФСР была примерно на том же уровне, что и в Белоруссии, но выше, чем на Украине, в Эстонии, Латвии, Литве и Грузии. Однако к 1964-1969 гг. РСФСР по уровню рождаемости переместилась на самую низкую позицию, на один уровень с Латвией и Эстонией, где рождаемость традиционно, еще с XIX века, была очень низкой. А по сравнению с такими республиками как Туркмения, Таджикистан, Узбекистан и Азербайджан рождаемость в Российской Федерации была в 1964-1969 гг. в 2,5 раза (!) ниже, хотя ранее, в 1954-1958 гг., этот разрыв составлял всего лишь 1,3-1,5 раза ([284] pp.10-13, 86-89). С этого момента началось быстрое снижение доли русского населения среди народов СССР. Впрочем, рождаемость в Белоруссии и на Украине тоже резко снизилась именно в этот период – соответственно с 2,57% до 1,69% и с 2,06% до 1,51%. Естественный прирост во всех этих трех республиках в этот период почти совсем прекратился, так как смертность тоже повысилась. Немаловажным фактором роста смертности стал начавшийся алкоголизм, который до этого, в сталинскую эпоху, в стране практически исчез. Еще в 1960 г. среднее потребление спиртных напитков в СССР составляло всего лишь 4,82 л. на человека в год (почти в 4 раза меньше, чем в России в 2009 г.!), но уже к 1970 году оно фактически удвоилось, составив 9,22 л., и в последующем продолжало неуклонно расти ([99] с.306).

Без сомнения, всем этим неблагоприятным демографическим и социальным тенденциям способствовала та коррупция власти и приобретение ею антинародного характера, которые начались в период правления Хрущева, и затем продолжались в течение всей эпохи застоя. И более всего это сказалось на положении русского населения именно потому, что оно в наибольшей степени столкнулось с дискриминацией и коррупцией. Все достижения, которыми ранее гордилась и которые превозносила советская идеология («уверенность в завтрашнем дне», «защищенность» и т.д.), моментально исчезли, оставшись лишь в лозунгах и бравурно-лицемерных речах партийных боссов. Какая может быть «уверенность» и «защищенность», когда усиливается коррупция и произвол местных властей, когда люди все сильнее сталкиваются с отсутствием в магазинах самых необходимых товаров, включая продовольствие, когда налицо дискриминация одной части населения в пользу другой, русской в пользу нерусской, которые как раз и свидетельствуют о незащищенности и невозможности планировать свое будущее и будущее своих детей. А именно эти факторы более всего воздействуют на рождаемость и смертность.

Еще одной неблагоприятной социальной тенденцией того времени можно считать окончательное выхолащивание членства в коммунистической партии и комсомоле. Это затрагивало огромные массы людей. К примеру, в 1980-е годы только в КПСС состояло почти 20 миллионов человек – громадная, причем, наиболее активная часть населения. Помимо этого, в комсомоле состояло более 40 миллионов человек – и при этом комсомол считался своего рода «молодым резервом» партии. Поэтому процессы, происходившие внутри партии и комсомола, касались всего общества. Выше указывалось на крупные пороки, которые были присущи коммунистической партии с самого начала («армейское» подчинение приказам партийного начальства и засилье марксистской идеологии). Но наряду с ними, были очень важные и даже уникальные черты в деятельности партии, благодаря которым она заслужила уважение со стороны значительной части населения. Этими двумя чертами были бессребреничество и готовность оказывать бескорыстную помощь (Родине, окружающим людям и т.д.). Есть множество примеров, подтверждающих, что эти черты реально соответствовали облику значительной части коммунистов эпохи Ленина и Сталина. Выше говорилось о том, что руководители страны и партии жили в примерно таких же бытовых условиях, что и остальное население. А в 1920-е годы существовали официальные нормы, не позволявшие членам партии получать слишком много денег – существовал партмаксимум: все свои доходы свыше определенной суммы в месяц и в год коммунисты были обязаны сдать государству. Что касается бескорыстной помощи со стороны коммунистов и комсомольцев, то тому имеется множество примеров как в исторических трудах (что подтверждено массой свидетелей), так и в литературе. Хорошо известна история Павла Корчагина в романе Н.Островского «Как закалялась сталь», в котором он изложил свою собственную биографию. Ради того, чтобы помочь замерзающим и голодным городам, коммунисты и комсомольцы на пределе своих физических возможностей зимой строили узкоколейку, многие из них в процессе строительства умерли от истощения и тифа, лишь чудом выжил и главный герой, но на всю жизнь стал калекой. Во время войны стало своеобразной традицией вступать в коммунистическую партию перед боем или наступлением (что всегда было большим испытанием для солдат) – настолько членство в партии ассоциировалось с подвигом и самоотверженностью.

В эпоху Хрущева обе эти уникальные черты, придававшие партии авторитет и внутреннее содержание, очень быстро исчезли. Во-первых, партмаксимум к тому времени давно канул в прошлое, никто больше не ограничивал доходы членов партии; а новое поколение партийной номенклатуры, рвавшееся к власти, отнюдь не собиралось следовать прежним сталинским традициям скромности и неприхотливости в быту. Во-вторых, готовность оказывать бескорыстную помощь перестала считаться сколько-либо важным качеством для членства в партии и комсомоле. Характерен в этом отношении пример, приводимый С.Кара-Мурзой. Он пишет, что, когда учился на химфаке в МГУ (дело было вскоре после XX съезда КПСС в 1956 г.), комсомольское бюро курса приняло решение об исключении их однокурсника из комсомола. Вина этого однокурсника состояла в том, что он пообещал помочь отстающему товарищу по какому-то предмету, но так и не помог, а когда его вызвали на бюро, то он принципиально и в грубой форме совсем отказался это делать. Все члены комсомольского бюро были возмущены таким крайним эгоизмом и проголосовали единогласно за его исключение из комсомола. Однако когда это решение бюро курса было доведено до более высоких комсомольских инстанций, то они его не утвердили, и аргументация была довольно интересной. «Наш старший и умудренный товарищ, - пишет историк, - доходчиво объяснил, что ставить на обсуждение принципиальные вопросы философского характера уже не полагается. Не тот уже режим, мы уже после XX съезда партии живем. Вопрос, обязан ли член ВЛКСМ помогать товарищу, уже неправомерен и даже неприличен (выделено мной – Ю.К.)». Тот случай, пишет далее С.Кара-Мурза, высветил принципиальный поворот: отвергался один из коммунистических принципов, на которых поначалу возник комсомол, а это означало, что партийное строительство зашло в тупик, оно стало обслуживать не государственные интересы, а шкурные интересы отдельных личностей, интересы их личной карьеры ([99] с.586).

Подчеркну, что эту трансформацию роли комсомола комсомольское начальство МГУ напрямую связывало с тем идейным поворотом, который был сделан Хрущевым на XX съезде КПСС, когда была подвергнута очернению вся предыдущая история становления советского государства. Следствием этого идейного поворота стало то, что начисто был отвергнут весь положительный опыт партийного и комсомольского строительства, а роль партии и комсомола теперь была сведена к «школе бюрократии» - к школе, которая выращивала и выдвигала наиболее ловких, умных и умелых бюрократов. Ну а на самый верх при такой системе отбора должны были попадать индивидуумы, не отягощенные ни моральными принципами, ни внутренним содержанием – потому что надо же было с утра до вечера произносить «правильные» (то есть маразматические) коммунистические слова и речи, которые теперь были лишены уже всякого содержания[14]. Помимо этого успешным партийным функционерам надо было также в совершенстве овладеть тактикой «подсиживания» и «выпихивания» своих «товарищей» - конкурентов по внутрипартийной борьбе, соответствующие навыки тоже приобретались в процессе участия в комсомольской и партийной работе.

В 1970-1980-е годы это выхолащивание роли партии и комсомола было очевидным каждому человеку, жившему в то время в СССР. Все прекрасно понимали, что та самоотверженность коммунистов и их готовность выручать ближнего, которые демонстрировали советские кинофильмы, давно канули в прошлое и ничего общего не имеют с настоящим. Отношение к партии хорошо характеризуют анекдоты того времени: «Что такое КПСС? – Это набор глухих согласных»; «Почему долго не проводили чистку партии – Чтобы не засорять ряды беспартийных»; «Если погибну, считайте меня коммунистом! А если нет, так нет!»; «То, что комсомольцам 20-х было по плечу, комсомольцам 80-х – по х…!» и т.д.

С этим изменением роли партии были связаны две тенденции, которые имели всеобщий характер, то есть были распространены на всей территории Советского Союза. Первая – в партию в массовом порядке стремились вступить представители интеллигенции, бюрократия, служащие и т.д., поскольку членство в КПСС они рассматривали как необходимый элемент карьерного роста. Но принимали не всех, а лишь «наиболее достойных», и здесь существовала своеобразная очередь, подобная той, что была среди претендующих на получение квартиры от государства. Вторая тенденция – рабочие и колхозники, как правило, не хотели вступать в партию и их уговаривали, а то и заставляли это делать, силой затаскивали в партию, поскольку парткомам надо было отчитываться и было недопустимым в отчетах показывать слишком малый процент «рабочего класса» среди вступающих в КПСС. Отказ «рабочего класса» вступать в партию можно тоже рассматривать как своего рода массовый протест, имевший место в хрущевско-брежневскую эпоху. Ведь КПСС по-прежнему себя позиционировала как «партия рабочего класса» - но фактически получалось, что она превратилась в партию бюрократии и служащих, а «рабочий класс» ее стал бойкотировать. Вся эта ситуация была совершенно ненормальной и даже одиозной, но руководство КПСС это ничуть не смущало.

Итак, мы видим, что целый ряд социальных явлений, которые появились в хрущевский период и усилились в эпоху застоя, можно рассматривать либо как общественный протест либо как признак явного социального неблагополучия. Помимо собственно выражений протеста (демонстрации, бунты и т.д.) к таким явлениям можно отнести резкое падение рождаемости, взрыв алкоголизма, рост смертности, а также отказ рабочих вступать в коммунистическую партию и, наоборот, повальное стремление к членству в КПСС со стороны бюрократии, служащих, интеллигенции. Следует подчеркнуть, что все эти явления, и, в частности, резкое падение рождаемости, рост смертности и алкоголизма в 1960-е годы, произошли на фоне значительного роста благосостояния населения. Потребление продовольствия на душу населения заметно росло, улучшались жилищные условия благодаря массовому жилищному строительству; не было еще и сколько-либо заметного неравенства в распределении доходов. Это еще раз подтверждает, что рождаемость и смертность (включая такие факторы смертности как алкоголизм) определяются не уровнем благосостояния, а зависят от иных факторов, о которых уже говорилось (см. п. 23.2). Общей причиной неблагоприятных социальных явлений, появившихся в 1960-е гг., стала трансформация советского государства, подпавшего под власть партократии, или, говоря проще, коррупция или «порча» этого государства. Это выразилось в утрате государством и обществом центральной или национальной идеи, в выхолащивании роли партии, в изменении характера власти – приобретение ею антинародного характера, в росте некомпетентности и коррупции властей, в формировании коррумпированных кланов, в дискриминации одних национальностей в пользу других (в частности, русских в пользу нерусских) и т.д.

Помимо указанных, мы видим еще два социальных явления, которые появились в этот период и были своего рода протестом, реакцией общества на эти новые проблемы. Это движение диссидентов и массовое распространение антисоветских анекдотов.

Антисоветские анекдоты (как массовое явление), как и другие описанные социальные явления, тоже появились при Хрущеве – как реакция на его бездарное правление. Об этом даже свидетельствует один известный анекдот, который, судя по всему, появился вскоре после его отставки:

«В 1965 году жители Одессы обратились в ЦК с просьбой вернуть Хрущева: лучше десять лет без хлеба, чем год без анекдотов».

Да уж, не зря говорят, что смех людям нужен не менее, чем хлеб! Но в данном случае тревога одесситов была напрасной – никто их не собирался лишать смеха. Если после отставки Хрущева и возникли временные проблемы с новыми анекдотами, то уже очень скоро никаких проблем не было, при Брежневе анекдотов было еще больше, чем при Хрущеве – так как недостатки «заколосились» еще гуще.

На сегодняшний день известны тысячи антисоветских анекдотов хрущевско-брежневского периода. Рассказывали их все и повсюду, и я могу лично удостоверить, что из общей массы рассказываемых в 1970-1980-е годы анекдотов подавляющее большинство, наверное, 3/4 или 4/5, были антисоветскими, то есть содержавшими критику существующей власти, советской системы и окружающей действительности. Можно с уверенностью сказать, что подобного феномена в истории человечества последних тысячелетий еще не бывало. Он мог возникнуть только в условиях тотальной советской цензуры, не позволявшей населению по-другому высказывать свои взгляды. В антисоветских анекдотах обычно содержалась критика советской действительности; но некоторые содержали глубокомысленные выводы или своего рода мудрости. Например, в одном из них утверждалось следующее:

«Ленин показал, как можно управлять. Сталин показал, как нужно управлять. Хрущев показал, что всякий дурак может управлять. Брежнев показал, что не всякий дурак может управлять».

Можно сказать, что данный анекдот дает историческую оценку (и довольно-таки справедливую) деятельности основных советских лидеров за 70 лет существования советской власти. А вот еще один анекдот, в котором отражены парадоксы советской действительности данной эпохи:

Скорее всего, большинство анекдотов были «продуктом народного творчества», то есть возникали стихийно, и отражали взгляды если не всего народа, то большинства интеллигенции. Нет никакого сомнения в том, что антисоветские анекдоты, звучавшие везде и повсюду, сыграли значительную роль в осознании обществом того факта, что «так жить нельзя». Некоторые фразы из анекдотов становились политическими лозунгами, призывами к смене советского режима, которые были понятны всем: например, фраза «Всю систему менять надо!» из анекдота про сантехника, чинившего унитаз. Как вспоминал В.Кожинов, антисоветские анекдоты настолько разлагающе действовали на молодежь, что он, собираясь в компании, старался изолировать детей, чтобы те, наслушавшись их, не утратили окончательно веру во все, что их окружало и чему их учили. Но вряд ли это могло помочь – во всех школах и институтах рассказывали те же самые анекдоты. Это было также свидетельством деморализации общества, полной утраты им идеалов и веры во что бы то ни было.

24.6. Советские диссиденты – революционеры или агенты Запада?

Еще одним новым социальным явлением, появившимся в хрущевский период, стало движение диссидентов. Сегодня у различных авторов и у российского населения оно вызывает разные ассоциации. Одни считают диссидентов революционерами, боровшимися с прогнившим советским режимом, другие – агентами Запада или даже более конкретно - агентами ЦРУ. Самое интересное, что оба мнения не только имеют право на существование, но оба в какой-то степени верны. В брежневскую эпоху видный диссидент Игорь Шафаревич написал одну из своих наиболее известных работ – «Русофобия» - о том, как целый ряд авторов-диссидентов используют свой диссидентский статус не для справедливой и конструктивной критики советской системы, а для огульного охаивания русского народа, русского государства, русской истории и вообще всего, связанного с Россией. Тем самым Шафаревич и сам отмежевался от описанной им русофобской «братии», а также поставил «межевой знак», разделяющий два основных диссидентских течения. Принципиальные различия, существовавшие между этими течениями, признают даже такие авторы, как С.Кара-Мурза, который ко всем диссидентам относится плохо и заявляет, что «никакого результата, полезного для нашего народа, от работы диссидентов я найти не могу». Тем не менее, он признает наличие существенных различий между диссидентами-патриотами (А.Солженицын, И.Шафаревич, Л.Бородин, В.Осипов и другие) и диссидентами-западниками (А.Сахаров, Е.Боннер, Новодворская и т.д.) ([99] с.730-742, 943).

При этом и С.Кара-Мурза, и И.Шафаревич убеждены в том, что значительная часть диссидентов-западников финансировалась из западных (же) источников. И многие из них сами прекрасно это осознавали и этого не скрывали. «Люди, которые ездили за границу, - пишет И.Шафаревич, - рассказывали, что эти эмигранты, когда им нужно было получать зарплату на радио «Свобода» или в издававшихся там газетах, хихикая, говорили: «Ну, пошли получать деньги ЦРУ». То есть это был такой своеобразный черный юмор, который отражал, однако, действительность» ([263] с.888). В самом деле: то, что радио «Свобода» и ряд других антисоветских радиостанций, газет, телестудий и т.д. (где работало или подрабатывало большинство уехавших за границу диссидентов) финансировались ЦРУ в рамках холодной войны против Советского Союза, хорошо известно – это доказанный факт. Как пишет известный публицист А.Хинштейн, «столь боготворимую у нас радиостанцию «Свободная Европа» еще в 1949 году учредила, например, отнюдь не группа независимых ди-джеев, а организация вполне конкретная – «Национальный комитет за свободную Европу», в состав которого входили тогда будущие президент Эйзенхауэр и директор ЦРУ Даллес, а также прочие ведущие американские политики, генералы и послы» ([258] с.249). Как видим, в числе создателей «Свободной Европы» - тот самый Даллес, который в докладе ЦРУ 28 августа 1948 года планировал бросить «все, что имеем, - все золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей» в Советском Союзе (см. п. 23.1). И как видим, уже начиная с 1949 года (год учреждения радиостанции «Свободная Европа») эта программа начала активно осуществляться.

Хорошо известно, что одним из основных направлений этой подрывной идеологической деятельности против СССР была русофобская пропаганда. Именно это направление работы ЦРУ: насаждение «вражды и ненависти к русскому народу», - специально было выделено Даллесом в упомянутом докладе 1948 года. Об этом же свидетельствует содержание различных «голосов», вещавших в советский период на русском языке. Кроме того, те же цели преследовал, например, созданный в то время в США так называемый Комитет освобождения народов России, который существовал на средства, официально выделявшиеся правительством США. Как указывает О.Платонов, председатель этого комитета адмирал А.Кларк определил его цели как борьбу с русским народом ([176] с.204).

Итак, мы видим во второй половине XX века точное повторение той же тенденции, которая существовала столетием ранее, когда Британия вела Большую игру против России и спонсировала для этих целей либеральную прессу и российских «диссидентов» типа Герцена. Общим для всей европейской либеральной прессы того времени было то, что она, по словам Маркса, должна была в обязательном порядке «проявлять ненависть к русским» (см. главу XV). Во второй половине XX в. мы видим то же самое, ту же «либеральную» («свободную») прессу: радио «Свобода», «Свободная Европа», множество «либеральных» печатных изданий, американских и западноевропейских телевизионных каналов, - которые на все лады и изо всех сил проявляют и насаждают ненависть к русским. Разумеется, не бесплатно: каждый час или страница проявленной ненависти к русским оплачивается соответствующим количеством американских долларов, выписываемых либо ЦРУ, либо так называемыми «неправительственными организациями» - различными «фондами», «институтами» и т.п., которые содержатся на деньги западных олигархов.

Среди диссидентов-русофобов было очень много лиц, которые перед тем, как уехать на Запад, являлись профессиональными работниками советского идеологического фронта. Например, из числа диссидентов, которых И.Шафаревич упоминал в «Русофобии» в качестве наиболее активных русофобов, изощрявшихся в поливании грязью России: Померанц, Амальрик, Шрагин, Янов, Синявский, Глезер, Белоцерковский, Меерсон-Аксенов, Плющ, - до половины ранее были советскими идеологическими работниками. Это свидетельствует о том глубочайшем кризисе, в котором находилась идеологическая работа в СССР, и о том величайшем лицемерии, которое ее окружало – так что в конечном счете самим идеологическим работникам было все равно, то ли охаивать Запад, получая деньги в СССР, то ли охаивать СССР и Россию, получая деньги у Запада. С какой стороны больше платили, на ту они и работали.

Однако данное диссидентское направление примечательно еще и тем, что самое деятельное участие в нем принимала сама советская партийная верхушка, и еще задолго до появления на сцене Михаила Горбачева и его соратников. Как писал И.Шафаревич, «первым диссидентом был, конечно, Хрущев, с него все началось» ([263] с.884). Именно он своими «разоблачениями», нашпигованными откровенной и чудовищной ложью, потряс основы советского государства и вызвал в стране такой идеологический и духовный кризис, какой вряд ли были способны породить все подрывные действия ЦРУ за весь период холодной войны. Вот как описывает то время С.Кара-Мурза: «Вообще после XX съезда все размышляли о репрессиях. Теперь и говорить об этом было можно, так что эта тема постоянно звучала, и, как вспоминаю, каждый день нет-нет, а вспомнишь ее, крутили в уме и так, и эдак. Хороших объяснений не было, у Хрущева тоже концы с концами не вязались, и каждый какую-то модель себе вырабатывал. Думаю, в этот момент неявно разошлись пути моего поколения. У многих стала зреть идея полного отрицания, в голове складывался образ какого-то иного мира, все виделось в ином свете» ([99] с.571).

Еще одним примером партократа-диссидента, помимо Хрущева, может служить член Политбюро ЦК КПСС Александр Яковлев - один из близких соратников Горбачева, который двигал его реформы в 1980-е годы. Привожу отрывок из книги С.Кара-Мурзы о его деятельности в 1960-е годы (выделено мной – Ю.К.): «В 1968 г. в издательстве ЦК КПСС «Политиздат» при ведомстве А.Н.Яковлева была учреждена серия «Пламенные революционеры». Это была серия с тиражами 200 тыс. экземпляров и самыми высокими тогда гонорарами. Вот какие книги она издала в 1970-1974 гг.: Гладилин А. «Евангелие от Робеспьера»; Окуджава Б. «Глоток свободы», «Повесть о Пестеле»; Аксенов В. «Любовь к электричеству», «Повесть о Красине» (2 издания); Войнович В. «Степень доверия», «Повесть о Вере Фигнер» (2 издания); Корнилов В. «Сказать не желаю», «Повесть о В.Обнорском»; Гладилин А. «Сны Шлиссельбурга», «Повесть о Мышкине». Итак, самая привилегированная серия партийного издательства привлекает восемь авторов с крайне антисоветскими взглядами (шесть из них, получив гонорары, эмигрировали, «от кассы ЦК КПСС прямо к сейфу радио «Свобода»», Окуджава и Корнилов остались диссидентствовать дома)» ([99] с.735). Как видим, еще за 20 лет до перестройки пропагандистское ведомство, возглавляемое крупным партийным функционером А.Яковлевым, поддерживало и финансировало диссидентов-антисоветчиков. А простому народу в СССР казалось, что советская власть, наоборот, борется с диссидентами!

На самом деле непонятно, боролся ли советский режим с диссидентами или их поддерживал. И речь идет не только о прямой финансовой поддержке некоторых диссидентов, о чем свидетельствует приведенный пример. Речь также идет о том, что советский режим своим лицемерием и своим идеологическим маразмом[15] всячески способствовал разрастанию протестного и, в частности, диссидентского движения. Лицемерие и лживость советской идеологии были настолько всем очевидны, что само ее насаждение, без попыток конструктивной ревизии, оказывало огромное воздействие на население и заставляло его с симпатией и доверием относится к диссидентам и к информации различных западных «голосов», которые многие слушали по радио. Все осознавали убожество и лживость советских лозунгов. «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи», «Под руководством партии – вперед, к победе коммунизма!», «Догоним и перегоним Америку!», «Народ и партия едины!», «Нынешнее поколение будет жить при коммунизме», «Слава партии родной!», «Решения ХХ(I,II,III,IV,V,VI,VII) съезда КПСС в жизнь!», «Пятилетке качества – рабочую гарантию», «Планы партии – планы народа!» и т.д. Эти лозунги были либо откровенно лицемерными и лживыми (так как КПСС уже давно превратилась в рутинную и лицемерную бюрократическую машину, оторванную от народа), либо всем была очевидна их полнейшая утопичность и разрыв с тем, что происходило в реальной жизни. Поэтому само поддержание и повсеместное насаждение этой лицемерной идеологии действовало как самый мощный катализатор диссидентского движения и в целом протестного антисоветского движения. Отсутствие какой-либо внятной реакции брежневского руководства на хрущевские «разоблачения», сделанные на XX съезде, тоже действовало в этом же направлении. Полнейшая неясность, сохранявшаяся в течение всей эпохи застоя, вокруг темы сталинских репрессий и вокруг других хрущевских «разоблачений», создавала почву для самых диких предположений и гипотез, и в целом также содействовала подрыву существующего строя, так как вызывала сомнения в его легитимности. Поэтому можно заключить, что в целом политика советского руководства в хрущевско-брежневский период не столько противодействовала, сколько поддерживала антисоветское диссидентское движение.

Что же касается борьбы с этим движением, то она, конечно, велась в виде различных «акций», предпринимавшихся против диссидентов со стороны силовых структур, и в виде разгромных статей в прессе. Но эти «акции» чаще всего предпринимались в ответ на какие-то внешние проявления: например, в ответ на скандалы или усиленное муссирование западными «голосами» какой-то темы или упоминание ими каких-то личностей. Если же разобраться по сути, то борьба велась прежде всего с диссидентами-патриотами, то есть с теми, кто призывал к конструктивным реформам, а против диссидентов-западников лишь создавалась видимость борьбы. Например, принято говорить о «гонениях» на диссидента-западника академика Сахарова. Но все они выразились лишь в том, что ему «пришлось» жить не в Москве или Ленинграде, а в Горьком – в городе, закрытом в то время для свободного посещения иностранцами. Однако Горький – это не какой-нибудь глухой сибирский поселок, куда ссылали политически неблагонадежных граждан при царе, а третий город страны по населению и один из ее главных культурных центров! Кроме того, академик Сахаров перед этим участвовал в разработке водородной бомбы, ему и по статусу секретности нельзя было свободно общаться с иностранцами. Так где же «гонения» на «правозащитника Сахарова»? О каких «гонениях» идет речь? Фактически речь идет не о «гонениях», а о мерах предосторожности – с тем чтобы уберечь общительного академика от разглашения государственных секретов иностранцам[16]. В действительности, если разобраться, то против диссидентов-западников и не было никаких гонений, а была наоборот, поддержка их деятельности. Из тех восьми писателей с антисоветскими взглядами, которых финансировало пропагандистское ведомство А.Яковлева в 1968 г. (см. выше), подавляющее большинство были явными диссидентами-западниками!

Совсем по-другому поступали советские органы с диссидентами-патриотами. Солженицына выдворили из страны, а до этого он успел много лет провести и в лагере, и в тюрьме. Туда же, в лагерь, по обвинению в высказывании антисоветских взглядов надолго отправились Л.Бородин и В.Осипов, вся вина которых состояла в том, что они написали что-то, что не понравилось советской цензуре. Гонениям подвергались и те, кто выступал за восстановление русских национальных традиций и против дискриминации русских в СССР. В записке, поданной председателем КГБ Андроповым в ЦК КПСС в 1981 г., говорилось: «В последнее время в Москве и ряде других городов страны появилась новая тенденция в настроениях некоторой части научной и творческой интеллигенции, именующей себя «русистами». Под лозунгом защиты русских национальных традиций они, по существу, занимаются активной антисоветской деятельностью. Указанная деятельность имеет место в иной, более важной среде, нежели потерпевшие разгром и дискредитировавшие себя в глазах общественного мнения так называемые «правозащитники» (под последними подразумевался прежде всего Сахаров – Ю.К.). Изучение обстановки среди «русистов» показывает, что круг их сторонников расширяется и, несмотря на неоднородность, обретает организационную форму. В связи с изложенным представляется необходимым пресечь указанные враждебные действия…» ([263] с.623). «Было очевидно, - пишет И.Шафаревич, - что всякое соприкосновение с русской исторической традицией, попытка восстановления исторической памяти – болезненна для режима и вызывает ответный удар, обвинения в «патриархальщине», «антисоветизме», «идеализации старины», «отступлении от классовых критериев». Такие удары в свое время обрушились на В.В.Кожинова (за статью, где упоминалось «Слово о Законе и Благодати» Иллариона Киевского), Ю.И.Селезнева (за книгу о Достоевском), Ю.М.Лощица (за книгу о Гончарове), М.П.Лобанова (за книгу об Островском), В.П.Астафьева и многих других. Удар начинался со статьи в «Коммунисте» или «Литературной газете» и реализовывался в запрете на публикацию часто на многие годы» ([263] с.622).

Таким образом, мы видим большое сходство внутренней ситуации в стране, сложившейся в хрущевско-брежневскую эпоху, с эпохой Николая II. Тогда российское государство тоже душило всякую конструктивную и здоровую оппозицию, но нисколько не боролось с вредительскими элементами, враждебными самому государству. Столыпин разогнал I и II Думу, которые выступали с конструктивной программой реформ, ведших к общественному согласию, левых депутатов II Думы сослал на каторгу и устроил жесточайшие репрессии по всей стране. А на смену репрессированным и запрещенным политикам и партиям пришли гнилые III и IV Думы с их масонской «камарильей» – она-то и свергла Николая II и ввергла Россию в хаос 1917 года, закончившийся Гражданской войной. И то же самое произошло в 1980-е годы. Сахаров, который никаким серьезным гонениям в СССР не подвергался, хотя и считался диссидентом, сразу же после начала перестройки стал одним из ее глашатаев в Верховном Совете СССР. И к чему же он призывал? Разделить Советский Союз на 50 «нормальных государств»! ([99] с.731) То есть призывал к уничтожению России – другими словами, к реализации планов правящей верхушки Запада, которая давно их лелеет. Потому что в 1990-е годы мы все стали свидетелями того, какие «нормальные государства» появились на постсоветском пространстве – например, террористическое государство Ичкерия (Чечня), делавшее бизнес на терактах и торговле русскими рабами и заложниками; полуфашистское государство Грузия, дважды (в 1991-1992 и в 2008 гг.) устраивавшее геноцид абхазов и осетин и т.д. И этот план врагов России начал немедленно претворяться в жизнь – если бы он удался, то сегодня России бы уже не было, а вместо нее было бы несколько десятков таких «нормальных», то есть бандитских и фашистских, государств, уничтожающих население страны.

В целом и диссидентское движение, и другие формы протестных движений в позднем СССР представляли собой не что иное как революционное движение, которое началось сразу после того, как власть в середине 1950-х гг. захватила партократия. И все описанные выше участники этого движения: диссиденты-патриоты, диссиденты-западники и скрытые диссиденты-партаппаратчики типа Хрущева и Яковлева, – совершенно типичны. В простейшем виде эти участники революционного движения изображены на Схеме II, которая верна для ситуации, существовавшей и в эпоху Революции 1917 года, и в хрущевско-брежневскую эпоху, и в эпоху, наступившую после начала горбачевской перестройки, и вообще это типичная картина для любой страны, где сильна власть олигархии. Мы видим, что наряду с искренними участниками революционного движения, солидарными с народной массой, которые хотят, как правило, вовсе не полного уничтожения государства, а лишь проведения внутри него серьезных конструктивных реформ, существуют еще две группы «революционеров», спонсируемых внешней и внутренней олигархией. Они как раз работают на полное уничтожение государства, так как это отвечает целям олигархии. Поэтому цели этих двух групп «революционеров» (а раз цели, то и используемые ими методы) в конечном счете совпадают, и нет ничего удивительного в том, что с какого-то момента они начинают действовать заодно. И те трансформации, которые время от времени происходят с этими «революционерами»: то они члены ЦК или даже члены Политбюро ЦК КПСС при Брежневе и Горбачеве, то становятся писателями или историками на службе американского капитала, то опять – государственными деятелями уже в ельцинской России, то опять – агентами западного влияния, но в путинской России, - все эти трансформации ничуть не влияют на их жизненную позицию. В каком бы качестве они не находились и кто бы ни платил им в данный момент деньги: внутренняя или международная олигархия или советское или российское государство, - их цель остается одной и той же: разрушение самого этого государства, с чем неизбежно связано и уничтожение русского народа.

Приведу еще 2-3 примера, иллюстрирующих вышесказанное. Тот же А.Яковлев, который в 1960-е годы спонсировал диссидентов-антисоветчиков, принадлежа к высшей советской номенклатуре, стал в 1990-е годы академиком и президентом Международного фонда «Демократия». И в 1999 г. по заданию Фонда Сороса (того самого фонда, который, например, финансировал «цветные революции» в Грузии и на Украине) он начал осуществление грандиозного проекта в области советской истории. Как следует из обсуждения данного проекта в Президиуме Российской академии наук 16 ноября 1999 г., речь шла об издании 40 томов (!) документов по советской истории, отобранных по одному главному принципу – они должны были служить очернению истории нашей страны. Яковлев эту цель всячески скрывал, но в конце концов сам проговорился. На возражение академика Е.Челышева: выборочный отбор исторических документов может привести к предвзятому представлению, «что в нашей стране бушевали только разрушительные силы», Яковлев заявил: «Позитивные документы никто не засекречивал. Они известны» ([99 с.1062). «Но ведь это, - комментирует С.Кара-Мурза (выделено им), - есть прямое признание, что данный труд ни в коей мере не является объективным и беспристрастным, в него отобраны только «негативные» документы, создающие своей совокупностью искаженный образ реальности… Прямо скажем, это фальсификация нашей истории, наносящая вред государству и обществу» ([99 с.1062-1063). Как видим, российский академик занимается сознательной фальсификацией российской истории, да еще по заданию американского Фонда Сороса – то есть продолжает ту же работу по развалу нашего государства и уничтожению нашего народа, которую он проводил ранее в качестве одного из руководителей СССР. Причем, это не ограничивается односторонним подбором документов. Так, С.Кара-Мурза обвиняет Яковлева еще и в исторической лжи: выступая на Президиуме РАН, тот говорил о 3,5 млн. депортированных крестьянских семей в период коллективизации, то есть завысил реальную цифру депортированных в 10 раз ([99 с.860). И это при том, что он-то, будучи руководителем пропагандистского аппарата ЦК, всегда имел в своем распоряжении действительную информацию (в отличие, к примеру, от диссидентов-патриотов типа Солженицына, которые таковой не имели).

Еще один пример. Бывший мэр Москвы Гавриил Попов в конце 2000-х годов опубликовал книгу о генерале Власове, который являлся предателем, служившим гитлеровской Германии во время Великой Отечественной войны. Попов его представил в своей книге фактически как патриота, который якобы боролся за «освобождение» страны от большевизма и за построение в России «свободного государства» при содействии Гитлера. О том, какую «свободу» Гитлер нес России и всем народам Советского Союза, выше уже говорилось: свободу умереть от непосильного труда или в газовой камере. Именно о такой свободе было написано большими буквами на въезде в фашистский концлагерь Освенцим: «Arbeit macht frei» (работа делает человека свободным). Большинству же населения страны «не светила» даже такая «свобода» - его просто планировали уничтожить как избыточное, лишнее население. И немцы сразу же этим и занялись по прибытии на территорию СССР – в Белоруссии сжигали население живьем в наглухо запертых амбарах (как в Хатыни и еще 700 белорусских селах), а на Украине – закапывали в «братские могилы» (как в Бабьем яру).

Таким образом, и в начале XXI века бывший мэр Москвы, уже в качестве писателя-историка, продолжает ту же работу по уничтожению нашего государства, которую он проводил в годы перестройки, будучи одним из государственных деятелей страны. Эта его работа, в том числе по очернению всего, что связано с Великой Отечественной войной, началась очень давно и поддерживалась и самим Г.Поповым, и его идейными единомышленниками, вне зависимости от того, были ли они в тот момент руководителями государства или диссидентами-западниками. Например, в бытность Г.Попова мэром Москвы 22 июня (!) 1992 года прямо на Красной площади был устроен грандиозный концерт поп-музыки с участием современных поп- и рок-групп и с танцами под открытым небом[17]. Как указывает С.Кара-Мурза, и место, и дата проведения этого концерта вряд ли были случайными – это было организованное сверху святотатство и надругательство – и над символом страны, каким является Красная площадь, и над самой большой трагедией страны – датой вероломного нападения Гитлера на СССР ([99 с.1055-1056).

Примеры можно продолжать. Вот что писал в 1995 году писатель, участник Великой Отечественной войны В.Богомолов (выделено мной – Ю.К.): «Очернение… Отечественной войны и десятков миллионов ее живых и мертвых участников как явление отчетливо обозначилось еще в 1992 году. Люди, пришедшие перед тем к власти… стали открыто инициировать, спонсировать и финансировать фальсификацию событий и очернение не только сталинского режима, системы и ее руководящих функционеров, но и рядовых участников войны – солдат, сержантов и офицеров.

Тогда меня особенно впечатлили выпущенные государственным издательством «Русская книга» два «документальных» сборника, содержащих откровенные передержки, фальсификацию и прямые подлоги. В прошлом году в этом издательстве у меня выходил однотомник, я общался там с людьми, и они мне подтвердили, что выпуск обеих клеветнических книг считался «правительственным заданием», для них были выделены лучшая бумага и лучший переплетный материал, и курировал эти издания один из трех близких в то время к Б.Н.Ельцину высокопоставленных функционеров.

Еще в начале 1993 года мне стало известно, что издание в России книг перебежчика В.Б.Резуна («Суворова») также инициируется и частично спонсируется (выделение бумаги по низким ценам) сверху. Примечательно, что решительная критика и разоблачение этих фальшивок исходили от иностранных исследователей; на Западе появились десятки статей, затем уличение В.Резуна во лжи, передержках и подлогах продолжилось и в книгах, опубликованных за рубежом, у нас же все ограничилось несколькими статьями, и когда два года назад я спросил одного полковника, доктора исторических наук, почему бы российским ученым не издать сборник материалов, опровергающих пасквильные утверждения В.Резуна, он мне сказал: «Такой книги у нас не будет. Неужели вы не понимаете, что за изданием книг Суворова стоит правящий режим, что это насаждение нужной находящимся у власти идеологии?».

Как мне удалось установить, заявление этого человека соответствовало истине, и хотя проведенные экспертизы (компьютерный лингвистический анализ) засвидетельствовали, что у книг В.Резуна «разные группы авторов» и основное назначение этих изданий – переложить ответственность за гитлеровскую агрессию в июне 1941 года на Советский Союз и внедрить в сознание молодежи виновность СССР и прежде всего русских в развязывании войны, унесшей жизни двадцати семи миллионов только наших соотечественников, эти клеветнические публикации по-прежнему поддерживаются находящимися у власти...» ([99 с.502-503).

Как видим, работа по уничтожению российского государства, самой России и ее народа определенным слоем людей (олигархией) не прекращалась ни тогда, когда они входили в высшее партийное и советское руководство СССР, ни тогда, когда после распада последнего те же люди захватили высшие посты в российском руководстве, ни позднее, когда они уже вышли из состава и советского, и российского руководства. Из всего вышесказанного следует еще один вывод: и в позднем СССР, и в послеперестроечной России и других странах, образовавшихся на развалинах Советского Союза, протекал и продолжает протекать процесс сращивания мировой и внутренней олигархии. Внутренний враг объединяется с внешним врагом и становится его постоянным партнером или агентом внутри страны. В соседних с Россией странах этот процесс особенно заметен. В Прибалтике США просто «посадили на трон» своих ставленников, подготовив для этой цели американцев прибалтийского происхождения. Именно через таких прибалтийских лидеров, «сделанных в США», Америка в 1990-2000-е годы получила прекрасные возможности влияния на политику прибалтийских стран[18]. На Украине похожим образом «обработали» будущего президента страны Ющенко – сначала женили его на американской жене, ради чего развели с прежней, украинской; а затем при помощи «оранжевой революции», спонсированной США, сделали Ющенко в 2004 году президентом Украины. Итог правления Ющенко к 2010 году – ухудшение отношений с Россией, насаждение на Украине русофобии, межнациональных конфликтов и углубление экономического и финансового кризиса (тот же, что и результат правления американской ставленницы Вике-Фрейберги в Латвии).

В России также имели место подобные попытки. Например, в преддверии выборов российского президента в 2008 г. бурную политическую активность одно время развил бывший премьер-министр Михаил Касьянов, причем, ходили упорные слухи, что его кандидатуру поддерживают американцы. И он действительно ездил в то время «на смотрины» в США как один из претендентов на президентский пост в России и встречался там с видными американскими политиками на самом высоком уровне, хотя в России он никакого государственного поста не занимал, а его рейтинг как политика среди населения был практически равен нулю.

Еще более заметное сращивание внутренней и внешней олигархии происходит в области информационной и идеологической войны против России. Выше приводился пример – российский академик Яковлев, до этого – «правая рука» Горбачева и член Политбюро ЦК КПСС, занимался в 1999 году очернением советской истории по заданию Фонда Сороса. И подобных примеров можно найти множество. В современной России функционируют десятки различных иностранных «фондов» и «институтов», спонсируемых западными олигархами, подобными Соросу, со многими из них активно сотрудничают (и получают от них финансирование) видные российские политики, историки, экономисты, писатели. Представители этих «институтов» то и дело выступают на страницах российских газет и журналов, по российскому телевидению. Тот же Фонд Горбачева финансируется из западных источников, но возглавляется бывшим президентом СССР. Я не берусь утверждать, что все эти «фонды» и «институты» являются в обязательном порядке активными участниками этой войны, но нет никакого сомнения, что данное явление и его размеры свидетельствуют о необычайно активной информационной и идеологической войне, ведущейся против России и ее народа.

Данное явление - сращивание внутренней российской и мировой олигархии - началось очень давно, еще в 1960-е годы. Как было показано, многие члены правящей партократии типа Хрущева и Яковлева, а также их сотрудники и спонсируемые ими авторы, уже тогда являлись диссидентами, разрушавшими то государство, которое они должны были беречь и развивать – то есть занимались тем же, чем американцы в холодной войне против СССР. Этот тип людей С.Кара-Мурза называет «шестидесятниками руководящего звена». И вот какое интересное наблюдение сделал историк: «Примечательно…, что эти «шестидесятники руководящего звена» входили одновременно в номенклатуру и советскую, и западную. В Москве или Минске они запросто беседуют с Андроповым или Машеровым, а в США – с Робертом Кеннеди... Из этого следует, что «шестидесятники» имели очень широкий доступ к информационным и интеллектуальным ресурсам. Не только в СССР они занимали ключевые (реально) посты в сфере духовного воздействия на общество, и им был полностью открыт «спецхран» советского обществоведения. Давно началась их подпитка и внешними средствами (выделено мной – Ю.К.)» ([99 с.925).

Вся трагедия тогдашнего положения в Советском Союзе заключалась в том, что именно правящая партократия, которая уже тогда начала разваливать государство и объединяться в этих целях с американской олигархией, держала в своих руках и имела монополию на всю информацию, все интеллектуальные ресурсы, газеты, радио, телевидение, а также неограниченный (тоталитарный) контроль над населением. Ведь помимо полного контроля над СМИ и информацией, все жители СССР, за редким исключением, работали на государственных предприятиях (то есть на ту же партократию), больше они нигде работать не могли и потому и дома, и на работе были, что называется, «под колпаком». Этот тоталитарный контроль и навязываемая сверху дезинформация и разнообразные мифы очень сильно осложняли деятельность истинных диссидентов-патриотов – в отличие от диссидентов-западников, которые, как видим, имели мощную поддержку и в СССР, и за рубежом, и переходили «от кассы ЦК КПСС к кассе ЦРУ». Что же касается диссидентов-патриотов, то они не только были лишены средств к существованию (так как их сразу же выгоняли с работы и лишали источника заработка, как, например, Солженицына), их не только ссылали в лагеря, помещали в психбольницы и выдворяли из страны[19], но они были лишены и доступа к информации. А как без информации можно было анализировать и формулировать какие-то идеи, направленные на реформирование советской действительности и советской системы? Не удивительно, что многое из того, что было тогда написано диссидентами-патриотами, не соответствовало реальным историческим фактам и содержало много ошибок и неверных или даже глупых выводов. Это вытекало из реалий того времени.

Одним из примеров может служить А.Солженицын. Сегодня историки критикуют его за множество искажений исторических фактов и предвзятое или неверное изображение исторических личностей (Сталина, Ленина, Столыпина и других) в его ранних произведениях (1960-1980-х гг.), о чем уже говорилось. Но где было в то время взять достоверные факты? В СССР у него почти не было источников информации. Он и сам это признавал. Вот что он говорил по поводу своей работы над «Архипелагом ГУЛАГом»: «Там, где научное исследование требовало бы сто фактов, двести – а у меня их два! три! И между ними бездна, прорыв. И вот этот мост, в который нужно бы уложить еще сто девяносто восемь фактов, - мы художественным прыжком делаем, образом, рассказом, иногда пословицей» ([79] с.240). Как позднее выяснилось, и эти «два-три факта» не всегда были достоверными, а иногда представляли собой ложь, сознательно насаждавшуюся партократией. Но кто мог в то время подумать, что советское государство будет так нагло лгать своему народу, очерняя самого себя (!), свою собственную историю, предоставляя публике лживые, завышенные в 20 раз цифры о численности своих собственных политзаключенных и клеветнические измышления о своих собственных руководителях? Нормальный человек ни о чем подобном в то время просто не мог и подумать и все эти данные воспринимал за чистую монету. Поэтому на какое-то время и Солженицын, и многие другие диссиденты-патриоты стали просто игрушками в руках партократии, которая манипулировала их сознанием и направляла их протест и гнев в том направлении, в каком ей требовалось – то есть на разрушение основ советского государства, очернение Ленина, Сталина, Революции, Великой Отечественной войны и т.д. Это – не вина, а беда многих диссидентов-патриотов. С.Кара-Мурза, который критикует всех диссидентов, признает, что и сам был обманут диссидентско-перестроечной пропагандой и с одобрением воспринимал все происходящее в конце 1980-х - начале 1990-х годов, то есть сам в какой-то момент превратился в диссидента. И лишь в конце 1990-х годов, одновременно с большинством населения, прозрел и в ужасе воскликнул: «Мы целились в коммунизм, а попали в Россию». Тогда же, кстати говоря, прозрел и Солженицын, и пересмотрел многие свои прежние взгляды. Эта трагедия произошла не по вине диссидентов-патриотов, а вследствие той тотальной системы контроля над информацией и личностью, которую советская партократия использовала в своих интересах и вопреки интересам русского народа и других народов СССР.

В предыдущей главе было показано, что миф о советской военной угрозе, выдвинутый американской пропагандой во второй половине 1940-х годов, не имел ничего общего с действительностью. Об этом свидетельствуют как множество имеющихся фактов, так и мнения известных американских советологов того времени – таких как Д.Кеннан и Д.Блэкмер (см. п. 23.1). Единственный факт, который некоторые авторы выдвигают в качестве «доказательства» агрессивности послевоенного сталинского режима, состоит в появлении после войны советской зоны влияния в Европе – кордона восточноевропейских стран с просоветскими режимами вдоль западной границы Советского Союза: ГДР, Польши, ЧССР, Венгрии, Румынии, Болгарии, Югославии. Вместе с тем, данный факт нельзя рассматривать в отрыве от истории появления этого «кордона». Как справедливо указывают В.Кожинов и другие авторы, зона влияния СССР в Восточной Европе сложилась в результате разгрома гитлеровской Германии и являлась просто логическим завершением Великой Отечественной войны. Нельзя же было останавливать танки на государственной границе СССР в 1945 г. и вступать в переговоры о мире с Гитлером! В этом случае оставалась бы гипотетическая угроза нового нападения Германии на Советский Союз в будущем, чего нельзя было допустить. Поэтому установление военного контроля над частью территории Третьего рейха и поощрение во всех странах Восточной Европы режимов, лояльных СССР, было совершенно естественным шагом.

Иное дело – политика советского руководства в отношении Восточной Европы в последующие годы. Эти страны имели полное право самостоятельно решать, как им жить дальше и какой иметь государственный строй. И все факты, которые есть в нашем распоряжении (и в распоряжении историков), говорят о том, что Сталин не собирался диктовать ни Восточной Европе, ни другим соседям СССР, как им жить дальше, и не собирался вмешиваться в их дела. Вот эти факты:

1. В 1948 г. Югославия, по словам В.Кожинова, устроила «бунт» против СССР – она отказалась от тесного политического и идеологического взаимодействия с нашей страной, провозгласив ориентацию на свою собственную коммунистическую модель. При этом десятки тысяч коммунистов – сторонников ориентации на Советский Союз – были брошены в концлагеря, а в коммунистической партии была проведена массовая чистка. И Сталин никак не прореагировал на этот «бунт», позволив событиям течь своим чередом и согласившись с утратой контроля над Югославией, хотя имел в своем распоряжении мощнейшую армию, способную за несколько дней подавить любой подобный «бунт» ([111] с.850-852).

2. Сталин не вмешался в начавшуюся в 1950 г. корейскую войну, хотя его об этом просил и северокорейский лидер Ким Ир Сен, и Н.Хрущев. «Если бы мы оказали помощь, - писал позднее Хрущев, - …то, безусловно, Северная Корея победила бы» ([111] с.850). Такое пассивное отношение Сталина к войне, начавшейся возле его собственной границы, резко контрастировало с тем, как вели себя США, направившие в Корею большую регулярную армию. Как пишет В.Кожинов (выделено им), «реальные действия заокеанского соперника были гораздо более агрессивными… Ведь СССР граничит с Кореей, а США отделяют от нее ни много ни мало 8 тысяч км, и тем не менее американская армия, насчитывавшая несколько сот тысяч (!) военнослужащих, сражалась на корейской земле, потеряв более 54 тысяч человек убитыми» ([111] с.851).

3. Несмотря на создание в 1949 г. НАТО – военного союза, явно направленного против СССР, Сталин не предпринимал ответных мер по сколачиванию военных союзов из дружественных ему государств.

4. Несмотря на то, что Австрию освобождали советские войска, и она входила в советскую оккупационную зону, там не установился коммунистический режим, поскольку для него не было внутренних условий. И Сталин не пытался насаждать подобный режим в Австрии силой и не пытался удерживать военный контроль над Австрией. Советские войска спустя какое-то время просто ушли оттуда, и Австрия примкнула к западному блоку.

5. Наконец, как уже говорилось, в 1946 г. Сталин отказался от попыток какого-либо вмешательства в события в Греции и Иране, хотя существовали и военные возможности, и поводы для такого вмешательства.

Таким образом, все имеющиеся факты говорят об исключительной миролюбивости сталинской внешней политики в послевоенный период и опровергают гипотезы о якобы существовавших у Сталина в конце жизни намерениях начать военную экспансию и развязать Третью мировую войну. Что касается дальнейших планов Сталина в отношении Восточной Европы, то скорее всего, у него просто не было сколько-либо четких планов, и он был готов предоставить значительную свободу выбора самим этим странам. Весьма показательным примером в этом плане является его отношение к судьбе Австрии и к событиям в Югославии в 1948 г. Поэтому скорее всего, если бы Сталин не умер в 1953 г., он бы не стал препятствовать «контрреволюциям» в восточноевропейских странах, и какая-то их часть могла в дальнейшем по своей воле отказаться от строительства социализма и сотрудничества с Советским Союзом, как это пыталась сделать Венгрия в 1956 г. Кстати говоря, как указывает В.Кожинов, после смерти Сталина его преемники Маленков и Берия неоднократно заявляли о желательности объединения Западной и Восточной Германии и даже о возможности свертывания в Восточной Германии строительства социализма ([111] с.928; [25]). И вполне вероятно, что подобные варианты решения судьбы Германии они обсуждали со Сталиным до его смерти.

В свете приведенных фактов представляется неправомерными и неверными по сути утверждения многих современных российских авторов о том, что в возникновении холодной войны и противостояния СССР и США виноваты обе эти страны. Все имеющиеся факты свидетельствуют о том, что именно США развязали холодную войну и выступали в период 1946-1953 гг. в роли мирового агрессора и в роли нападающей стороны в отношении СССР, наша же страна ограничивалась мерами, направленными почти исключительно на защиту своей собственной территории. К сожалению, об этом либо забывают, либо этого не понимают даже те историки, которые в целом объективно оценивают ситуацию. Например, А.Шубин пишет, что «первая холодная война» была «встречным сражением двух систем», а «вторая холодная война была для СССР оборонительной» ([265] с.75). Это неверно – это противоречит имеющимся фактам. Как раз такое представление нам пытаются навязать с Запада, чтобы скрыть, кто был инициатором холодной войны, или вообще возложить ответственность за ее развязывание на нашу страну. В действительности было не два, а три этапа холодной войны. На первом этапе (1946-1954 гг.) Советский Союз вел чисто оборонительную политику. Затем, в 1955-1974 гг. эта политика стала агрессивной, и холодная война действительно переросла во «встречное сражение двух систем». В дальнейшем, после короткого периода разрядки (1975-1979 гг.), начался третий этап холодной войны (1980-1984 гг.), который со стороны СССР тоже вряд ли был совсем оборонительным – война в Афганистане началась именно в этот период, она во многом и породила этот новый виток холодной войны. Таким образом, если подходить честно и объективно, без учета нагнетаемых пропагандистских мифов о «мировом злодее Сталине», то по-настоящему миролюбивой и оборонительной политика СССР была лишь на первом этапе холодной войны, при жизни Сталина.

Однако со смертью Иосифа Виссарионовича миролюбивой политике Советского Союза пришел конец. Как пишет В.Кожинов, «Если «бунт» 1948 года в Югославии против СССР не вызвал военного вмешательства, то волнения в июне 1953-го (то есть уже после смерти Сталина) в Восточном Берлине были подавлены с использованием двух танковых дивизий, а при попытке Венгрии выйти из-под эгиды СССР была проведена крупномасштабная военная операция (ноябрь 1956 года – всего через несколько месяцев после считающегося поворотом к «либерализму» ХХ съезда КПСС!). Не приходится уже говорить о доставке в 1962 году немалого количества войск СССР – да еще и с ядерным оружием! – на Кубу, то есть почти на морскую границу США.

Дело в том, что при Хрущеве совершается многосторонняя «реанимация» идеологической и политической «революционности», которая, в частности, противопоставлялась «консерватизму» сталинского правления…» ([111] с.850).

В частности, критикуя культ личности Сталина на ХХ съезде и обвинив его и в тех грехах, которые он совершал, и в тех, которых он не совершал, Хрущев обвинил его также в «консерватизме» во внешней политике. Одним из пунктов этих обвинений было то, что Сталин в 1948 г. «проспал» Югославию и позволил там утвердиться недружественному режиму Тито. Как пишет В.Кожинов, «Хрущев привел в докладе на ХХ съезде слова Сталина: «Вот шевельну мизинцем – и не будет Тито. Он слетит…» - и прокомментировал их так: «Сколько ни шевелил Сталин не только мизинцем, но и всем, чем мог, Тито не слетел». Можно допустить, что Иосиф Виссарионович действительно высказался в этом духе, но вместе с тем как раз Хрущев «шевелил чем мог» в Венгрии в ноябре 1956 года – спустя всего девять месяцев после его цитированного доклада, - а в 1948 году ничего подобного не произошло» ([111] с.852). Как видим, критика Сталина со стороны Хрущева и в этом вопросе была не просто предвзятой, а какой-то злобно-предвзятой, сознательно очернявшей его действия.

На самом деле в резком изменении внешней политики СССР при Хрущеве нет ничего удивительного. Агрессивность во внешней политике и стремление к строительству империй (империализм) являются неотъемлемой и самой характерной чертой олигархии, это подтверждается четырехтысячелетней историей человечества. Имперское строительство и бряцание оружием во взаимоотношениях с внешним миром дают олигархии или власть над ним или, по крайней мере, ощущение власти, а это и есть то, к чему она стремится. Поэтому нет ничего удивительного в том, что начиная с правления Хрущева, который был ярким представителем партократии - советской олигархии – внешняя политика СССР претерпела существенную трансформацию, и эту политику можно охарактеризовать как советский империализм.

Давайте суммируем те факты, которые дают нам основание делать подобный вывод. Это - те действия на международной арене, которые предпринял Советский Союз в правление Хрущева:

1. Образование Варшавского договора в мае 1955 г. – военного союза СССР и стран Восточной Европы, противостоящего НАТО. С этого момента началось противостояние двух военных блоков, принявшее в последующие десятилетия глобальный характер.

2. Подавление военной силой восстания в Венгрии в ноябре 1956 г. Венгрии была силой навязана советская модель развития.

3. «Карибский кризис» 1962 года – размещение советских ракет с ядерным оружием на Кубе, что чуть было не привело к развязыванию ядерной войны СССР с США.

4. Начало «гонки вооружений» СССР-США. Советский Союз начал стремиться к достижению паритета с США и всем военным альянсом НАТО по количеству ядерного оружия и обычных видов вооружений.

5. Начало поддержки – военной и финансовой – прокоммунистических режимов во всем мире.

Хрущев в 1956 г. собирался направить советские войска на Ближний Восток и выдвинул официальный ультиматум Англии и Франции с требованием прекратить военные действия в Египте (угрожая военным вмешательством СССР). Это можно рассматривать как еще один эпизод, когда действия Хрущева едва не привели к прямому военному столкновению СССР с Западом. Конечно, Англия и Франция в 1956 г. совершили агрессию против Египта и заслуживали осуждения, но разве можно считать ответственной начатую Хрущевым политику вооруженной борьбы с любыми военными действиями западных держав по всему миру? Берлинский кризис 1961 г. и строительство берлинской стены также были результатом этой политики.

Агрессивный характер указанных действий СССР при Хрущеве не вызывает сомнения. И хотя все или почти все эти действия предпринимались в ответ на агрессивные действия США и по размаху и агрессивности этих действий Советский Союз сильно уступал Америке, но в целом можно сказать, что изменение политики СССР очень сильно подорвало тот благоприятный имидж, который сложился о нашей стране в глазах всего мира в предыдущий период. Теперь многие страны начали говорить о гегемонии двух сверхдержав в мире (США и СССР), и возникли силы противодействия этой гегемонии. Результатом стало ухудшение отношений Советского Союза с некоторыми прежде дружественными странами, прежде всего с Китаем. Если при Сталине с этой страной у нас была настоящая дружба, то при Хрущеве мы фактически стали врагами. Как пишет, например, В.Кожинов, «отношения с Китаем стали к 1963 году открыто враждебными» ([111] с.1011)[20]. Это во многом предопределило формирование в 1970-е годы альянса между Китаем и США, направленного в первую очередь против СССР.

Хрущев и своей риторикой немало способствовал формированию в мире представления об СССР как о сверхдержаве, рвущейся к мировому господству. Наиболее показательно в этом отношении его выступление в ООН, где он, сняв ботинок, начал стучать им по кафедре и грозить Западу войной. При этом он выкрикивал самые грубые угрозы типа: «Мы вас закопаем!» ([111] с.1012). Совершенно очевидно, что подобная риторика вкупе со всеми другими действиями Хрущева была способна полностью отвратить от нашей страны всех ее искренних друзей; скорее всего, в стане «друзей» после этого остались лишь те, кто желал использовать этот статус для каких-то материальных и политических выгод.

В значительной мере эта политика была продолжена и при Брежневе. Хорошо известно, что действия Хрущева в 1962 году едва не спровоцировали полномасштабную войну между СССР и США. Но и в 1973 году наши страны опять оказались на грани войны, когда Советский Союз решил поддержать арабские государства в их войне с Израилем. Трудно сказать, в какой мере советское руководство действительно было готово ввязаться в этот военный конфликт, но так или иначе к берегам Египта, Сирии и Израиля была направлена огромная военная флотилия: около 100 советских военных кораблей, в том числе подводные лодки и корабли с ядерным оружием; планировалось размещение советского ядерного оружия на территории Египта; а министр обороны СССР маршал Гречко заверял арабские государства в том, что Советский Союз их «не бросит» и будет им помогать всеми силами и средствами. В ответ США тоже направили свой флот к берегам Египта, и оба флота несколько месяцев стояли друг напротив друга, в любую минуту готовые начать полномасштабную войну. Новый кризис в отношениях с Западом начался после введения советских войск в декабре 1979 года в Афганистан, что с точки зрения защиты собственных интересов СССР было такой же бессмыслицей, как и поддержка Кубы и арабских государств в 1962 и 1973 гг.

Но что было самое плохое - политика советского империализма, начатая при Хрущеве и в значительной степени продолженная при Брежневе, оборачивалась безумным и ничем не оправданным бременем для советской экономики. Выше уже говорилось о том, какой размах в 1960-1970-е гг. приняла «гонка вооружений». В начале 1970-х годов каждую неделю в СССР на воду спускалась очередная атомная подводная лодка, а общие размеры военно-морского флота страны достигли невиданных ранее размеров и практически сравнялись с размерами военно-морских сил США. По числу танков и в целом по размеру сухопутной армии СССР и страны Варшавского договора значительно превзошли силы стран НАТО, имевшиеся в Европе. Советский Союз догнал США и по ядерному оружию. По данным маршала С.Ахромеева, первого заместителя начальника Генерального штаба Министерства обороны СССР, в 1980 г. Советский Союз имел 8000 стратегических зарядов, а США – 9700 ([265] с.6). И это не считая ракет средней дальности и тактического ядерного оружия. По оценкам, этого ядерного арсенала двух сверхдержав должно было хватить, чтобы уничтожить весь земной шар 11 раз, то есть его накопление было полнейшей бессмыслицей. В соответствии с договором ОСВ-2, подписанным СССР и США в 1979 г., число стратегических ядерных зарядов сокращалось до 2400 с каждой стороны, то есть почти в 4 раза, и это сокращение не оказывало ни малейшего влияния на обороноспособность нашей страны!

Такой же бессмыслицей с точки зрения обороноспособности СССР было и создание Варшавского договора – военного блока, противостоящего НАТО. Во-первых, бремя содержания этого блока ложилось в основном на Советский Союз. Во-вторых, при «выпадении» любой восточноевропейской страны из этого блока рушилась вся выстроенная система обороны, на которую были потрачены огромные средства. Так, СССР построил в странах Варшавского договора огромное число военных баз, полигонов, аэродромов, систем ПВО и т.д., которые стали никому не нужны и превратилась в пустыри и кладбища металлолома после развала этого военного союза. В-третьих, с появлением ядерного оружия у СССР не было никакой необходимости во вхождении в какие-либо военные блоки. Для ведения локальной войны, в случае нападения какой-то из соседних стран, у нашей страны была достаточно сильная собственная армия; а глобальная война перестала иметь какой-либо смысл – она стала равносильна уничтожению всего живого на планете. Поэтому само создание Варшавского договора и дальнейшее его поддержание в основном за счет СССР невозможно объяснить и оправдать задачами обороны страны, это – также одно из проявлений советского империализма[21].

После распада Советского Союза предпринимались попытки оценить количественно, насколько тяжелым для страны было бремя военных расходов. Однако бoльший смысл, на мой взгляд, имела бы оценка не бремени военных расходов, а в целом бремени советского империализма. К сожалению, мне не удалось найти у кого-либо из авторов такой оценки. Но совершенно очевидно, что бремя советского империализма не ограничивалось только военными расходами СССР, а включало еще целый ряд других расходов.

Если говорить о собственно военных расходах, то имеющиеся оценки очень сильно различаются между собой. Выше приводились данные С.Кара-Мурзы – 80% экономики СССР было подчинено целям обороны. Но имеется и другая, резко отличающаяся, оценка. Так, по данным, приводимым А.Шубиным, расходы на оборону к началу перестройки составляли лишь 16% бюджета СССР. В то же время, М.Горбачев приводил иную цифру военных расходов – не 16, а 40% госбюджета ([265] с.76).

Полагаю, приводимая Шубиным цифра сильно занижает реальное бремя военных расходов, не говоря уже в целом о бремени советского империализма; оценки Горбачева и Кара-Мурзы – ближе к реальности. Тем более, если говорить не о середине 1980-х гг., когда началось сокращение ядерных арсеналов, а о ситуации в течение 1960-1970-х гг., когда шло наращивание ядерных арсеналов и обычных видов вооружений, а также строительство военной инфраструктуры на территории стран Восточной Европы. Но дать точную оценку не представляется возможным. Приведу несколько примеров. Так, можно утверждать, что все строительство автомобильных дорог в Советском Союзе было подчинено не задачам развития экономики страны, а военным задачам. Это легко доказать: все хорошие автомобильные трассы были построены в западной части СССР (в Прибалтике, Белоруссии, на Украине), и все они были ориентированы с востока на запад; помимо этих дорог, в стране не было ни одной по-настоящему хорошей трассы. Кто ездил в 1980-1990-е годы по стране, прекрасно это знает, да и сегодня еще это положение не сильно изменилось. Таким образом, значительную часть расходов по строительству и поддержанию автодорог в СССР следует относить не к гражданским, а к военным расходам. А это – огромная часть госбюджета.

Этот плакат является одним из примеров идеологического лицемерия, начавшегося при Хрущеве. Именно в это время СССР втянулся в «гонку вооружений» с Западом, а незадолго до этого была свернута программа Маленкова, которая как раз и заключалась в том чтобы «перековать оружие войны на орудия труда». Скрыть правду от населения, конечно, можно посредством подобных плакатов и лживой риторики, но лишь до поры до времени.

Или другой пример. В середине 1980-х мне пришлось какое-то время жить в одном военном городке под Москвой (так сложились личные обстоятельства), который был со всех сторон окружен лесом и высоченным забором с колючей проволокой. Городок был довольно большой, не менее 10 тысяч человек, и подавляющее большинство его жителей составляли военные, их семьи и родственники. По внешнему виду городок ничего особенного из себя не представлял, правда, был значительно благоустроенней, чем любой обычный город СССР. Но главное было не это, а какие там были магазины, как они прекрасно снабжались! Там был хороший выбор импортного ширпотреба, а уж о продовольствии и говорить нечего – все, что пожелаете, и хорошего качества, а не то гнилье, что лежало в московских магазинах. И все это – по государственным, то есть копеечным, ценам. По тогдашним представлениям жизнь в этом городке соответствовала тому, что должно было быть при коммунизме или, во всяком случае, при «развитом социализме» - типа того, что был в наиболее развитых странах Восточной Европы. Сравнивая этот городок с Москвой, где я прожил всю жизнь, могу заверить, что в Москве никогда такого снабжения не было. А ведь считалось, что Москва снабжается лучше всех других городов в СССР, сюда ехали «отовариваться» со всей страны. Полагаю, военных городков с таким же «коммунистическим» снабжением по стране было немало. И это на фоне того, что в обычных российских городках не то, что импортного ширпотреба, а продуктов в магазинах почти никаких не было – голые прилавки. Совершенно очевидно, что снабжение таких городков тоже нужно относить к военным расходам, но эти расходы проходили совсем по другим статьям госбюджета (например, «снабжение населения»), а вовсе не по статье «военные расходы».

Приведу еще один пример. Не только снабжение населения, но и снабжение материалами гражданского сектора промышленности в СССР занимало второстепенное положение по отношению к военному сектору. Так, в промышленности официально действовало два перечня комплектующих изделий и запчастей – один для военных, другой для гражданских нужд. Нынешние историки и экономисты, дающие оценки военных расходов, как правило, этого не знают, об этом знают только инженеры-конструкторы, работавшие в то время в гражданском секторе. Причем, качество комплектующих в военном перечне на порядок отличалось от того, что было представлено в гражданском перечне. Если, к примеру, инженер-конструктор хотел использовать для гражданской продукции гайки из нержавеющей стали или иные комплектующие со специальными свойствами материала, то сделать он этого не мог – в гражданском перечне их просто не было. Зато для военных нужд использовались только такие детали. Разумеется, цена на все эти особые детали и комплектующие в военном перечне была весьма условной (как и вообще все цены в СССР), вполне возможно, что в разы ниже реальной себестоимости. Но дело было не только в том, что реально военная техника стоила значительно больше, чем декларировалось в военном бюджете. Сам факт, что вся гражданская промышленность в СССР оказалась на положении падчерицы – Золушки, имел огромные и экономические, и морально-психологические последствия. Стоит ли удивляться, к примеру, тому, что все советские автомобили по качеству резко уступали западным, и езда на них была похожа на участие в телепередаче «Сделай сам». Проехал немного на машине, от нее что-то отвалилось или что-то погасло, или она просто заглохла – и дальше от водителя требуется смекалка инженера-изобретателя, которая только и может устранить поломку. Кто ездил на советских легковых автомобилях, тот знает, о чем я говорю. И так было со всеми изделиями отечественной промышленности, предназначенными для широкого потребителя. Надо полагать, в немалой степени это было следствием существования той самой системы раздельного военного и гражданского перечня – «Жигули» не разваливались бы на ходу, если бы конструкторы имели возможность выбирать, какую гайку на них устанавливать, а не пытались собрать автомобиль из того второсортного материала, которое им «любезно» оставило после себя министерство оборонной промышленности СССР. Таким образом, существование упомянутой системы не просто занижало реальный удельный вес военных расходов в госбюджете, а было сродни страшной идеологической диверсии против существующего строя и вообще против государства и промышленности страны – так как она порождала неверие в способность отечественной гражданской промышленности создавать что-либо стоящее вообще. Нанесенный при этом всему советскому обществу морально-психологический ущерб невозможно оценить деньгами, но вполне вероятно, что он многократно превышал любые имеющиеся цифры военных расходов.

Помимо собственно военных расходов и того ущерба, который наносил стране примат военного сектора над гражданским, можно указать и еще на целый ряд издержек, связанных с советским империализмом. СССР поддерживал и финансировал по всему миру те режимы, которые были готовы отказаться от ориентации на США и пусть даже декларативно объявляли о своей просоветской ориентации. Они сразу получали военную и финансовую помощь от Советского Союза - безотносительно того, начинали ли они у себя действительно строить социализм или нет. А молодежь из этих стран бесплатно училась в нашей стране. Точные размеры этой помощи неизвестны, но речь идет о миллиардах долларов. Только в 1970-е гг. СССР помогал, например, Анголе, Кубе, Вьетнаму, Лаосу, Эфиопии, Мозамбику и еще целому ряду стран третьего мира.

Отдельной огромной статьей расходов стала финансовая и экономическая поддержка стран Восточной Европы, входивших в Варшавский договор и в Совет экономической взаимопомощи (СЭВ). Только прямые денежные вливания в эти страны исчислялись многими десятками или даже в целом сотнями миллиардов долларов – причем, еще тех, а не сегодняшних, обесцененных, долларов. Например, только в 1980-1981 гг. СССР предоставил Польше для преодоления экономического кризиса 10 млрд. долларов в качестве безвозмездной помощи ([265] с.59).

Еще бoльшие средства перекачивались из Советского Союза в Восточную Европу в рамках взаимной торговли СЭВ. Закрытость этой торговли от мирового рынка и попустительство со стороны советских властей привели к тому, что возник огромный перекос между ценами на сырье и топливо, поставлявшееся из СССР, и ценами на машины и оборудование, потребительские изделия и т.д., поставлявшиеся странами Восточной Европы. Согласно циркулировавшим в 1980-е гг. оценкам, этот перекос составлял до 2 и более раз по сравнению с ценами мирового рынка. Иными словами, если бы СССР то же самое сырье и топливо поставлял в Западную Европу, он мог бы на них купить в 2 раза больше товаров, чем при поставках в Восточную Европу. А это огромные деньги – ведь в странах Восточной Европы проживало 140 млн. человек и все то сырье и топливо, которые они потребляли, примерно на 80-90% было советским. Давайте представим, что сегодня Россия начнет поставлять в страны ЕС все экспортируемое сырье, нефть и газ по ценам, в 2 раза ниже мировых цен[22]. Ежегодный ущерб для России в этом случае составил бы без малого 100 миллиардов долларов, а за 30 лет (срок существования Варшавского договора) совокупный ущерб исчислялся бы триллионами долларов.

Вот – примерные размеры и последствия того страшного бремени советского империализма, которое пришлось нести СССР, а вернее – в основном Российской Федерации, потому что именно на нее ложилась львиная доля военных расходов, значительно бoльшая, чем была ее доля в населении страны (1/2). Именно ей приходилось поставлять в страны СЭВ почти все сырье и топливо, и она же более всего страдала от других проявлений советского империализма, как в вышеприведенном примере с автомобильными трассами (см. также примеры в следующей главе).

В целом необходимо отметить, что советский империализм не имел для СССР никакого экономического смысла. Он привел к огромным расходам и гигантскому ущербу для нашей страны, но не принес ей никаких доходов и никакой выгоды. В то же время все другие примеры империализма в истории (американский империализм XX века, британский - XIX века, римский - эпохи Римской империи и т.д.) были основаны на прямо противоположном принципе. Центр империи (США, Англия, Рим) всегда получал большие выгоды от своего имперского статуса, которые складывались из прямого ограбления колоний и из использования механизма свободной торговли (глобализации): навязывание зависимым государствам своих промышленных изделий, - что приносило на первом этапе существования этих империй огромные прибыли ее центру за счет ограбления периферийных государств[23]. Но данный механизм мог существовать лишь в условиях капиталистической (рыночной) системы, а не той плановой социалистической системы, которая существовала в СССР. Поэтому советский империализм для самого Советского Союза не имел абсолютно никакого смысла: ни экономического, ни военно-оборонительного, - но принес ему огромный ущерб и был одной из главных причин краха советской системы и развала СССР в конце XX столетия. Его существование можно объяснить одной из двух причин: либо непомерными властными амбициями советского руководства (о чем уже говорилось), его стремлением усилить свою власть над советским обществом и над окружающими странами, либо его непроходимой глупостью (что также весьма вероятно), - или комбинацией обеих этих причин. В любом случае лично мне совершенно понятны тот гнев и то негодование, которые испытывала значительная часть интеллигенции страны в годы перестройки в отношении всего советского военно-промышленного комплекса и в отношении руководства СССР, проводившего политику советского империализма. Понятен также и объясним тот разгром, которому подверглись в годы перестройки и в начале 1990-х гг. вооруженные силы и военно-промышленный комплекс страны. В значительной мере этот разгром был также и оправдан – поскольку бремя, взваленное советским руководством на страну и ее народ, было непосильным, совершенно бессмысленным и даже преступным с точки зрения интересов этого народа.

[1] Для того чтобы рыночные реформы не обернулись катастрофой, как это произошло в России в 1990-е годы, государство должно было предварительно насытить рынок потребительскими товарами и или хотя бы подготовить для этого соответствующие производственные мощности. Это – одно из первых необходимых условий проведения любых, даже самых скромных, рыночных реформ.

[2] Эту фразу он произнес на совещании по подготовке учебника по политэкономии в январе 1941 г. И еще добавил: «Надо самим работать головой, а не заниматься нанизыванием цитат» ([99] с.364).

[3] Здесь имеется в виду не обязательно марксистская, а мировая экономическая теория, основы которой были разработаны задолго до Маркса, и даже до Адама Смита - первоначальный вклад в ее разработку внес английский экономист Уильям Петти в XVII в. Маркс в основном просто переписал то, что было создано до него, а то учение, что придумал он сам (теория прибавочной стоимости) позднее было опровергнуто экономической наукой как несостоятельная теория.

[4] Если у него были соответствующие подозрения, то можно было ограничиться просто снятием подозреваемых со своих должностей. Стране ведь не угрожало вторжение иностранной армии, как это было накануне Великой Отечественной войны (чем можно отчасти оправдать репрессии 1937-1941 гг.).

[5] В попытке убедить читателей в своей версии историки прибегли к психологическому методу, характерному для детективного жанра. Они с первых страниц говорят о тайном преемнике Сталина, но не называют его имени, подогревая интерес читателя, а имя Суслова раскрывают только в конце – прямо как в плохом детективе. Потому что в хорошем детективе, помимо интригующего изложения, требуется еще и изложение фактов, на основе которых делаются соответствующие выводы.

[6] Хотя были, разумеется, и другие варианты. Молотов, уйдя на пенсию, сумел сохранить за собой благоустроенную государственную дачу, где и жил до смерти, а Каганович жил в Москве в обычной городской квартире.

[7] Речь идет о книге очерков В.Овечкина «Районные будни», романе В.Гроссмана «За правое дело» и повести Э.Казакевича «Сердце друга».

[8] Строго говоря, Хрущев говорил о «10 миллионах заключенных». Но число уголовников в тюрьмах не может быть слишком большим, это ясно всем (в СССР оно составляло порядка 1,5-2 млн). Поэтому всем было очевидно, что подавляющую часть из этих 10 млн., названных Хрущевым, должны были составлять политзаключенные.

[9] Историки приводят множество других лживых фактов и оценок, приведенных в этой речи, касающихся Сталина, советского государства, политики СССР и т.д. См., например: [79] с.98-122

[10] В этой формуле, выведенной Булгаковым, мы видим выражение все той же философской идеи, к которой пришел Бердяев и другие русские философы – первична духовная сфера, сознание человека и общества, а материальная сфера вторична.

[11] На эту тему был даже анекдот, что коммунизм, по Хрущеву, есть советская власть плюс кукурузизация всей страны.

[12] В российской истории это особенно хорошо видно на примере правления Временного правительства (март-октябрь 1917 г.) и на примере правительств Ельцина в 1990-е годы. Оба примера показательны тем, что пришедшая к власти олигархия старательно разрушала последние остатки, которые еще оставались от уже уничтоженного государства, и ничего не пыталась создавать взамен, упиваясь наступившим хаосом и анархией и даже подводя под это идеологическое обоснование в виде либеральных идей и лозунгов (например, лозунг Гайдара «чем меньше государства, тем лучше»).

[13] Но это все-таки выше того уровня рождаемости, который был в России в 2000-е гг.: 1%.

[14] В основе коммунистической идеи лежало стремление к благу всех людей, всего общества. Если помогать другим людям (нуждающимся, Родине и т.д.) стало для коммунистов не обязательным, то эта ключевая идея оказалась полностью выхолощенной, остались лишь пустые коммунистические фразы и лозунги.

[15] Трудно подобрать иное слово, которое бы точнее характеризовало то, что происходило в СССР в области идеологии.

[16] По телевидению приводилась информация о том, что, будучи в ссылке в Горьком с 1980 года, Сахаров продолжал числиться в Физическом институте РАН им. Лебедева (г. Москва) и получать там зарплату, формально считаясь направленным в командировку в Горький. То есть материально он тоже не пострадал.

[17] Хотя Попов за несколько дней до этого события ушел в отставку с поста мэра Москвы, но его подготовка не могла обойтись без его участия, равно как, впрочем, и без согласия президента России Ельцина.

[18] Например, канадская гражданка Вайра Вике-Фрейберга в 1944 г. эмигрировала из Латвии в 6-летнем возрасте и почти всю жизнь прожила в Канаде, а в 1999 г. неожиданно стала президентом Латвии, совершенно не зная той страны, которой собралась управлять. Итоги ее 10-летнего правления: резкое ухудшение отношений с Россией и экономический крах Латвии, которая пострадала сильнее всех в Европе от финансового кризиса 2008 г. – ее ВВП уже в первый год кризиса упал на 20%(!). Другим примером может служить президент Эстонии Тоомас Хендрик Ильвес. Будучи американским гражданином (он родился в Швеции, но затем жил в США) Ильвес впервые в своей жизни приехал в Эстонию после развала СССР в 2001 г., но это не помешало ему сразу же стать видным государственным деятелем Эстонии. Был послом Эстонии в США и министром иностранных дел Эстонии, с 2006 г. – президент страны.

[19] В этом отношении их положение вполне можно сравнить с положением настоящих революционеров в царской России – то есть, революционеров, не состоявших на службе ни в царской охранке, ни в иностранной разведке, ни в олигархических структурах (масонских ложах и т.п.).

[20] Ухудшению отношений с Китаем способствовал не только империалистический курс Хрущева, но и его оголтелая критика Сталина, которого в Китае очень почитали – без него и Китай, возможно, не был бы Китаем (а был бы разделен на зоны влияния США, Англии, Японии и т.д.). Например, как пишет Ю.Емельянов, «на переговорах в июле 1963 года глава китайской делегации Дэн Сяопин заявил, что Хрущев осквернил память Сталина», а Хрущев в ответ «снова обрушился на покойного с оскорблениями» ([79] с.153).

[21] Это не означает, что любые военные союзы не имеют смысла. Оборонительные союзы против агрессии третьих стран имеют смысл, но лишь в том случае, если каждый участник союза сам за свой счет содержит на своей территории национальные вооруженные силы, и если эти вооруженные силы строятся таким образом, что допускают «выпадение» кого-то из участников союза или даже всех его участников.

[22] Объемы экспорта из России нефти, газа и иного сырья в 2000-е годы (в тоннах и куб.метрах) были примерно на том же уровне, что и объемы экспорта СССР в 1970-1980-е годы.

[23] Это не оправдывает существование такого империализма с точки зрения интересов народов, входящих в империю, но на первоначальном этапе оправдывает его существование в глазах того «золотого миллиарда» (или «золотого миллиона»), который проживает в центре империи и поначалу получает материальный выигрыш от такой политики.

Третья книга

Книга 3, Юрий Кузовков, "История коррупции в России"
Глава 24

Третья книга

Книга 3, Юрий Кузовков, "История коррупции в России"Глава 24

Книга 3, Юрий Кузовков, "История коррупции в России"
Глава 24